Мирек взглянул на него так, что невозможно было понять, плохо это или, наоборот, хорошо. Он задал еще один вопрос:
— Анализ на креатинин проводился?
— Да, профессор.
Я бы хотел получить анализ мочи на осадок. Предлагаю делать его два раза в сутки.
Он смотрел на Петрова, сохранявшего бесстрастное выражение лица. Мирек перевел дыхание и сказал:
— Я готов посмотреть пациента.
Все поднялись со своих мест Чазов взял саквояж Мирека. Чебриков пошел впереди всех. Они миновали коридор с белыми стенами. Им пришлось пройти на своем пути три двери. Перед каждой стояли по два офицера КГБ. Еще двое стояли перед огромными дверями, ведущими в апартаменты самого высокопоставленного пациента института. Врачи остались снаружи, а Чебриков вошел внутрь. После того как они немного помолчали, Мирек спросил Петрова:
— Каково психологическое состояние пациента?
Петров довольно жестко ответил:
— Это вас не касается. Вы должны заниматься только его физическим состоянием.
Мирек знал, как на это должен был отреагировать профессор Шафер. Он резко сказал:
— Психологическое и физическое состояния больных тесно взаимосвязаны. Ладно, я и сам все пойму.
Петров начал отвечать на вопрос, по его фразу перебил вышедший из палаты Чебриков. Он пригласил всех пройти внутрь.
Через маленькую комнату они прошли в большое помещение, служившее, видимо, спальней. Большие окна были занавешены дорогими гардинами. Ноги утопали в пушистом ковре. В одном углу стояло несколько стульев и стол. Кровать была расположена рядом с окном, изголовье приподнято. В углах комнаты стояли два офицера КГБ. Они холодно посмотрели на Мирека.
Андропов, одетый в зеленую пижаму, сидел на кровати и говорил по телефону. Как только они вошли, он повесил трубку. Когда Мирек взглянул на него, весь страх сразу же улетучился. Ощущения обострились. Скибор решил, что в независимости от исхода дела лично для него он доведет его до конца.
Профессор Чазов подвел его к кровати. Когда Андропов посмотрел на Мирека, он вдруг выпрямился и весь напрягся. Он пристально разглядывал Скибора в течение нескольких секунд. Затем успокоился. Когда Чазов представлял Мирека, Андропов даже не протянул «Шаферу» руки. Он просто кивнул и сказал:
— Я в долгу перед польскими товарищами за то, что они прислали вас сюда.
Мирек склонил голову.
— Это очень большая честь для меня, товарищ Генеральный секретарь.
— Начинайте, — сказал Андропов.
Мирек решил действовать.
— Товарищ Андропов, это обследование не займет много времени. Я уже видел материалы и говорил с уважаемыми коллегами. Мне необходимо просто получить собственное представление о вашем физическом состоянии.
Андропов понимающе кивнул.
Чазов и Петров подошли к кровати с другой стороны. Чебриков стоял в ногах. Мирек заметил трубку, идущую к левой руке Андропова. Он спросил Чазова:
— Как долго пациент остается подключенным к диализатору?
Чазов вдруг занервничал.
— Уже около тридцати часов.
Мирек скривил губы.
— Побочные психологические воздействия?
Андропов скосил глаза на Мирека и резким голосом спросил:
— Уместен ли этот вопрос?
Мирек представил Шафера в подобной ситуации. Он улыбнулся и покачал головой.
— Думаю, да, товарищ Андропов. Ведь мы знаем, что зависимость пациента от аппарата, машины, особенно продолжительная, наносит ему существенную психологическую травму и в конечном счете приводит к ухудшению его физического состояния. Я ни в коем случае не подвергаю сомнению ваше психическое здоровье, но я все же хотел бы выслушать мнение ваших врачей по заданному мной вопросу.
Андропов успокоился, но Петров так просто не сдавался. Он воинственным тоном заявил:
— Это всего лишь ваши предположения. У товарища Генерального секретаря не произошло никаких отклонений в плане его психологического состояния.
Мирек в ответ на это просто сказал:
— Ну и хорошо.
Он решил использовать против неугомонного Петрова метод отца Гамелли. Глядя на него, Мирек произнес:
— В просмотренных мною материалах я почему-то не увидел результатов ультразвукового сканирования. Где они?
Мирек торжествующе замолчал. Он прекрасно знал, что подобные исследования стали проводиться в лучших западных клиниках всего лишь полгода назад. Отец Гамелли предполагал, что русским до этого еще далеко, и оказался прав.
Убитым голосом Чазов сказал:
— Мы не проводили это исследование.
Мирек громко вздохнул.
— Я бы посоветовал вам также сделать дополнительно анализ на фенолсульфонфталеин. Сделайте это как можно быстрее. Я хотел бы увидеть результаты завтра.
Андропов уставился на Чазова, который нервно ответил:
— Конечно, профессор Шафер.
Петров напряженно молчал. Мирек мысленно еще раз поблагодарил отца Гамелли. Он почувствовал, что теперь является хозяином положения. Он согнулся над Андроповым, поднял его правое веко, заглянул в глаз и сказал:
— Состояние сетчатки нормальное. С этим все в порядке.
А у Петрова он спросил:
— Не отмечается ли ослабление пропускной способности почек?
Петров мрачно кивнул.
— Да, мы отмечаем это явление.
Мирек едко заметил:
— За этим нужно внимательно наблюдать.
Ну что же, пожалуй, хватит. Он достаточно поиграл с удачей в прятки. Пришло время действовать. Мирек взял свой саквояж, открыл его и достал фонендоскоп. Петров пробурчал одобрительно:
— А я-то думал, что вы, вундеркинды, только с ультразвуком и можете управляться.
Мирек ответил ему снисходительной улыбкой. Обращаясь же к Андропову, он сказал:
— Товарищ Андропов, медицина — это сплав знаний, искусства и интеллекта. Я бы хотел послушать ваше сердце.
Андропов явно находился под впечатлением эрудиции «Шафера». Без возражений он стал расстегивать пижаму. Мирек вставил наушники фонендоскопа в уши.
Кожа у Андропова была старческой. На груди осталось несколько пучков седых волос. Остальные были сбриты в связи с исследованиями.
Мирек провел рукой по резиновой трубке и нащупал головку. Он подался вперед, его рука чуть-чуть подрагивала. Медленно и очень осторожно Мирек положил головку фонендоскопа на грудь Андропова, чуть справа от сердца. Слегка надавив на головку, он заглянул в его глаза и подумал:
— Это тебе от моего отца Богдана!
Он подождал двадцать секунд. В ушах отдавался стук сердца Андропова. Мирек представил себе, как яд
