— Подумать только, а я-то считала тебя мальчишкой, — продолжала она. В неприязненном тоне тайшанский акцент становился гораздо более заметным. — У него доброе сердце. Он бы вообще тебе это отдал, — пробормотала она, забирая цепочку из моих рук.
Неожиданно за спиной раздался мамин голос. Она, должно быть, заметила, что мы разговариваем.
— Миссис By, не могу смотреть вам в глаза. Мы так виноваты.
Миссис By подняла взгляд на Ма, и напряжение, кажется, схлынуло.
— У нас у всех нет выхода. Он хороший мальчик. С ним все будет в порядке.
— Кимберли тоже неплохая девочка. Они оба слишком молоды и импульсивны. Им нужно дать время.
Матери понимающе смотрели друг на друга.
— Дети, — вздохнула миссис By.
Я вернулась на свое рабочее место, но ее слова все звучали у меня в ушах. Миссис By действительно намекала, что я нравлюсь Мэтту? Мысль приводила в восторг, но одновременно вызывала странную боль в груди.
Мэтт не просто повел нас с Ма смотреть на статую Свободы; он начал с того, что встретил нас на Таймс-сквер, Тай-Ам-Си Арена. Мы вышли из огромной станции метро, пробрались сквозь толпы людей, и я с облегчением увидела Мэтта, поджидавшего нас на углу около «Бургер Кинг». Стоя рядом с ним, мы с Ма огляделись. Наконец-то я попала в Нью-Йорк, о котором мечтала. Мимо проехал длинный белый лимузин, следом дюжина желтых такси. Мы шли мимо кинотеатров и ресторанов, плакатов «Девушки! Девушки! Девушки!», огромных щитов с рекламой бродвейских шоу. Странно, но я чувствовала себя как дома. Улицы, запруженные народом, городская суета напомнили мне центральные районы Гонконга, хотя Тай-Ам-Си Арена была гораздо больше и роскошнее. Люди одеты самым немыслимым образом, но встречались и элегантные дамы, на высоких каблуках и в пиджаках. Большинство были белыми, но я заметила индуса в тюрбане, нескольких чернокожих в традиционных африканских нарядах и группу поющих монахов в желтых одеждах. Сложив ладони перед грудью, Ма поклонилась им. Один из монахов, прервав на миг пение, поклонился в ответ.
— О, только взгляни! — Ма указывала на громадный магазин музыкальных инструментов.
Заглянув сквозь витрину, я увидела рояли, виолончели, скрипки. В глубине удалось различить шкафы с нотами.
— Давайте зайдем, — предложил Мэтт.
— Нет, нет, мы же все равно ничего не сможем купить, — возразила Ма.
— Ничего страшного, если просто посмотрим, — решительно заявила я.
Я-то знала, как ей хочется зайти, и мы с Мэттом буквально втащили ее внутрь.
Прохладный кондиционированный воздух — настоящий рай. Множество покупателей бродили по залу, рассматривали инструменты, листали ноты, и Ма постепенно расслабилась. Кое-кто даже садился за рояль, пробуя инструмент. Мне страстно захотелось такой вот чистой, устланной коврами жизни. Ма смотрела вокруг широко распахнув глаза, как маленькая девочка. Потом принялась увлеченно листать сборник Моцарта и полностью ушла в это занятие.
Мы с Мэттом слонялись в сторонке.
— Я и не знал, что твоя мама так любит музыку, — удивился Мэтт.
— Она преподавала музыку, давно, дома. А твои родители? Чем они интересуются?
— Ма так много работает, что успевает только заботиться о Парке. А отца у нас нет. Так что за всеми должен присматривать я.
Я улыбнулась. Мэтт всегда так серьезно относился к своему статусу в семье. Но я впервые услышала от него об отце.
— Он что, куда-то уехал?
Мэтт, не глядя в глаза, кивнул и тут же заволновался:
— А где твоя мама?
Я обернулась — Ма стояла у рояля. Мы с Мэттом поспешили к ней.
— Красивый инструмент, правда? — Ма задумчиво перебирала листочки с нотами, забытые кем-то на крышке рояля. — Звучит, должно быть, чудесно.
— Попробуйте, — предложил Мэтт. — Можно ведь нажать несколько клавиш.
— О нет.
— Ну пожалуйста. — Мне очень хотелось, чтобы Ма поиграла для Мэтта, чтобы он увидел — мы нечто большее, чем простые фабричные работницы.
Ма медленно опустилась на табурет.
— Твой папа любил эту вещь, — тихо произнесла она, пробегая пальцами по клавиатуре, прежде чем заиграть Шопена, «Ноктюрн Ля-бемоль».
У Мэтта изумленно отвисла челюсть.
Прикрыв глаза, я слушала и вспоминала, как Ма играла дома на нашем пианино, как грациозно ее хрупкие пальцы порхали по клавишам. Она сыграла начало, остановилась. Но мы уже привлекли внимание продавца.
— Мадам прекрасно играет. У инструмента великолепный тон, не так ли?
Пока я прикидывала, как бы повежливее прогнать его, вмешался Мэтт.
— О да, — решительно сказал он по-английски. — Благодарю, но мы просто смотрим.
Впервые кто-то снял ношу с моих плеч.
Потом мы бродили по Тай-Ам-Си Арене, глазея на небоскребы.
— Подумать только, у меня уже глаза на лоб вылезли, так хотела рассмотреть самую верхушку, — хохотала Ма перед особенно высоким зданием.
— Я его могу ладонями измерить. — Чуть отступив назад, Мэтт сделал вид, будто руками обмеряет здание.
Это мне кое о чем напомнило. Не хотелось портить настроение, но мне необходимо было знать.
— А что с мистером Паком? — спросила я Мэтта. Живя в Чайнатауне, Мэтт знал многих с нашей фабрики, был в курсе всех сплетен.
— На фабрику он не вернется. Ожог очень сильный, и его жена считает, что работать там слишком опасно.
— И что же он будет делать?
— Она работает на ювелирной фабрике, так что, готов спорить, он устроится туда к ней, когда поправится.
— А чем там занимаются?
— Делают четки и всякие украшения. Можно взять работу домой, но заработок хуже, чем у нас на фабрике. И руки нужны очень ловкие.
Я покосилась на Ма. Может, это выход для нас?
Она отрицательно помотала головой:
— Вспомни, как холодно у нас дома, А-Ким.
Да, в нашей нетопленой квартире мы никогда не смогли бы нанизывать бусы.
Наконец мы отправились к статуе Свободы. Ма хотела было заплатить за жетон метро для Мэтта, но тот успел проскользнуть самостоятельно.
— Так, мы не будем выходить к самой статуе Свободы, — объявил Мэтт. — На катере слишком дорого. А мы сядем на паром до Стейтен-Айленд, он стоит всего двадцать пять центов, и вид с него даже лучше.
— Отлично, — согласилась Ма.
Большой желтый паром напоминал мне паромы в заливе Коулун; Мэтт повел нас на верхнюю палубу. Ма посчитала, что там слишком ветрено, и вернулась вниз. А мы с Мэттом стояли у металлических поручней, и прохладный ветер дул в лицо. Перед нами расстилался океан.
— Скоро откроется первоклассный вид, — пообещал Мэтт и поспешил вниз позвать Ма. Удивительно, как он может быть таким грубым и в то же время внимательным и заботливым.
