рассказала, был Курт. Он, должно быть, понял, что случилось нечто серьезное, когда я предложила встретиться. Он ждал на нашем старом месте, под трибунами.
— Все в порядке?
Я молчала, а потом просто расплакалась. Курт тут же обнял меня за плечи, прижал к себе. Так мы и сидели, голова к голове, пока я рыдала. Наконец успокоилась, вытерла глаза рукавом.
— Это тот козел? — осторожно спросил Курт.
Я запротестовала:
— Он не…
— Ладно, ладно… — После паузы Курт продолжил: — Одно из трех. Первое: он тебя бросил. Второе: ты его бросила. Третье: ты залетела.
На этих словах слезы хлынули вновь.
— Кимберли! — Курт наклонился, потрясенно заглядывая мне в глаза. — Ты шутишь…
Я спрятала лицо в ладонях.
— Я совсем запуталась. Со мной никогда такого не было. Все мои надежды, планы, все, о чем я мечтала, — все пропало.
— Хочешь, я на тебе женюсь? — участливо предложил Курт.
Несмотря на печальные обстоятельства, я не смогла сдержать смех.
— Нет, серьезно. Я был бы не прочь. И вообще мы подходим друг другу.
Меня больше поразила легкость, с которой Курт относится к браку, чем его готовность жениться на мне.
— А как же твои страхи перед пригородами и стабильной жизнью?
— Ну, это совсем не обязательно. Кимберли, с тобой я буду чувствовать себя свободным. — Он смущенно отвернулся. — Я скучал по тебе, когда ты была… занята.
Опущенные ресницы, такие же светлые, как его волосы, — он говорил очень серьезно.
— Мы могли бы начать сначала, с чистого листа.
— Курт, я люблю тебя. Но не так. И ты тоже любишь меня иначе. Мы ведь просто друзья. Друзья, которые просто валяли дурака.
Он печально вздохнул:
— Пожалуй. Хочешь, я дам тебе денег?
— Ты самый милый на свете. — Я погладила его по небритой щеке. — Не то чтобы мне не нужны были деньги, но от тебя я их принять не могу.
— Брось, Кимберли. Ну, хочешь, возьми в долг, отдашь, когда сможешь. Дети, знаешь ли, требуют много расходов.
Усилием воли я поборола новый приступ паники. Даже сумела выдавить улыбку.
— Достаточно того, что я использовала тебя. Остановимся на этом, не будем использовать еще и твои деньги.
— Как можно возвышенно рассуждать в таких обстоятельствах? — Он даже присвистнул.
— Возвышенно… Если бы ты знал, о чем я иногда думаю… Ох, Курт, что мне делать?
— Ты уже рассказала этому козлу?
— Он не… Нет.
— А собираешься сказать?
— Не знаю.
На прощанье Курт наклонился поцеловать меня. Держа его лицо в ладонях, я чуть повернула голову, и поцелуй пришелся на щеку, чуть задев краешек губ.
— Спасибо, что выслушал.
— Повезло твоему козлу.
С Аннет я поговорила на перемене. Я уже выплакалась с Куртом, так что с ней мне удалось сохранить самообладание.
Впервые в жизни Аннет промолчала. А потом изо всех сил стиснула мою руку:
— Я с тобой.
— Что скажешь? — выдохнула я.
— Нужно рассказать ему.
— Я не могу.
— Почему? Он имеет право знать.
— Да. Но если я расскажу, он никогда не позволит мне… ну, ты понимаешь. Он захочет его сохранить и пожениться. Захочет, чтобы мы остались навеки в Чайнатауне.
— Знаешь, есть вещи и похуже, чем слишком рано стать матерью и прожить всю жизнь с необразованным красавчиком.
— Я не хочу вынуждать его остаться со мной. И не уверена, что смогу сделать его счастливым. Ну что я за жена? Нищая, истеричная, вся в комплексах. — Я в сердцах вцепилась в собственные волосы.
— Прекрати, ты сделаешь себе больно. Ты же понимаешь — легче всего избавиться от проблемы, продолжать быть вместе с ним, так никогда и не сказав правды. Но ты так не сможешь. Возможно, лучше всего было бы расстаться.
Наверное, у меня был совершенно потерянный вид, потому что Аннет поспешно добавила:
— Прости. Если у тебя будет ребенок, жизнь, конечно, станет труднее, гораздо труднее, но она на этом не закончится.
— Если повезет.
— У тебя есть нечто гораздо большее, чем везение, — ты выдающийся человек.
— Мне бы твою уверенность.
Возвращения Ма с работы я ждала с нетерпением маленького ребенка. После того, как я все рассказала Курту и Аннет, словно рухнула плотина, сдерживавшая мои эмоции. Дверь отворилась, и я, как в детстве, бросилась к Ма.
— А-Ким! Что такое? Что с тобой, доченька? — Ма обняла меня, хотя ее голова теперь едва доставала мне до плеча, усадила на стул.
Я же все время конвульсивно подскакивала на месте.
Ма помолчала, внимательно наблюдая за мной.
— У тебя большой живот. — По-китайски это означает беременность.
Я молчала.
Прикрыв глаза, Ма тихо спросила:
— Что он сказал?
— Я ему не говорила.
— Ты же не собираешься изгонять плод. — Она твердо посмотрела мне в глаза.
— А что еще мне остается? — Голос звучал совершенно безжизненно. — Как я смогу заботиться о тебе, Парке, Мэтте, да еще и ребенке?
— Мы справимся.
Я раздраженно стряхнула ее руку с плеча:
— Как справлялись до сих пор?
Оглядывая нашу грязную лачугу, я подумала о женщине с малышом, что жили напротив, в доме мистера Эла.
— Я обещала, что устрою твою жизнь, Ма. Прости, я оказалась такой дурой.
— Девочка моя, — голос Ма дрогнул, — ты сделала для нас все, что могла. Это я перед тобой виновата, виновата, что не могла тебе помочь. — И она прижала меня к груди.
— Ма, ты ведь хотела выйти замуж за Па?
— Выбрав твоего отца, я не думала, что Тетя Пола когда-нибудь пригласит нас в Америку. Уезжая из Гонконга, она пожелала мне там и умереть. Я понимала, выходя замуж, что отказываюсь от своего будущего. Но, выбери я Дядю Боба, жалела бы всю оставшуюся жизнь. Я всегда любила твоего отца и люблю сейчас, хотя его уже много лет нет с нами.
