деле выбора у меня не было — я просто такая, какая есть.
А потом он долго смотрел на меня своими невероятными золотистыми глазами. Я набрала побольше воздуху, но он прижал палец к моим губам:
— Пожалуйста, Кимберли, не говори ничего.
Он снял цепочку с изображением Гуанинь и вложил мне в ладонь, как когда-то давным-давно на фабрике.
— Держи. Храни ее. А она сохранит тебя.
— А что ты скажешь Вивиан?
— Совру. Скажу, что потерял.
Я должна была отказаться, вернуть амулет, но не смогла.
— Я тоскую по тебе, Мэтт. И всегда буду тосковать.
Он покачал головой, криво ухмыльнувшись:
— Что я знаю точно, Кимберли Чанг, так это то, что все у тебя будет хорошо.
— До свидания, Мэтт.
Не оглядываясь, он вошел в дом.
Не знаю, сколько еще я стояла рядом с мотоциклом, разглядывая дом, где жил Мэтт, всем существом ощущая его присутствие там, внутри. Уже отъезжая, я не смогла удержаться — сердце мое и разум полны были им и только им — и, обернувшись, бросила еще один, последний взгляд.
Балконная дверь на верхнем этаже отворилась. Похоже, кого-то из жильцов тоже замучили мысли и он вышел на пожарную лестницу. Мэтт. Да, это его квартира. Много цветов и зелени: крошечная площадка пожарной лестницы вся уставлена живыми растениями — тихий протест против грохота автострады и большого города.
Вивиан подошел бы мой сад. Меня лично его размеры подавляли. Садом занималась Ма, неустанно засаживая его тыквами и кабачками, как будто нам грозил голод. А потом с корзинкой овощей обходила растерянных соседей.
«Это вам» — все, что говорила Ма, так и не выучившая английский.
Поначалу соседи отказывались или пытались заплатить, пока не поняли, что эта странная дама живет в одном из самых красивых домов на нашей улице.
«Эксцентричная», — решили все в конце концов.
Мэтт все стоял, облокотившись на перила. Ничего прекраснее я в жизни не видела.
А потом появилась она.
Все такие же длинные волосы, все так же развеваются на ветру. Плечи и руки казались еще более хрупкими на фоне раздувшегося живота. Стоило ей коснуться его плеча, и, какими бы мрачными ни были его мысли, они мгновенно рассеялись — и вот он вновь с нею, любимой женой и матерью его детей. Он нежно обнял ее, они стояли рядом, глядя в их общее будущее.
Начался дождь, капли отбивали похоронную дробь на мотоциклетном шлеме. Для меня это было чересчур. Я почти забыла Мэтта. Мучительно болезненной оказалась реанимация мечты. Мечты о ночах в общей постели, о нашей семье. Призрачные образы колыхались в свете фар, отражались в мокром асфальте и исчезали как дым.
Амулет я положила в перчатку и крепко сжимала его всю дорогу до дома, которая на этот раз показалась слишком долгой. Я все еще ощущала Мэтта, его запах, его вкус. Сумею ли я вновь забыть его? Но постепенно эмоции утихли сами собой, и, сворачивая к дому, я знала, что когда-нибудь сумею спокойно принять случившееся. Мне было горько и радостно, что сумела подарить ему безоблачное счастье с Вивиан.
Уже идя к дому, я окончательно взяла себя в руки. Навстречу выскочил мой двенадцатилетний сын со спортивной сумкой через плечо.
— Привет, куда это ты? — окликнула я по-китайски.
— У меня тренировка, бейсбол! Мам, я уже опаздываю! — Его китайский был практически безупречен. Джейсон невероятно похож на отца, Мэтт мгновенно узнал бы его на фотографии в моем кабинете: золотистые глаза, густые брови, даже прядь волос, постоянно падающая на лицо.
Он уже садился на велик, но я остановила его:
— Джейсон.
— Мне пора.
— Ты забыл попрощаться.
Помедлив, он повернулся ко мне:
— Я уже слишком взрослый для таких глупостей.
— Да ладно тебе. — Я сняла шлем, перчатки, спрятала амулет Мэтта в карман.
Он крепко обнял меня, поцеловал в щеку. Уже отъезжая, махнул рукой:
— Наше вам с кисточкой!
В нашей просторной гостиной Ма протирала пианино. Пылинки кружились в солнечном свете. Ма уже за пятьдесят, но она прекрасно выглядит. Не оборачиваясь, она произнесла:
— Звериный доктор опять звонил. Беспокоится о кошке. Но кошка, кажется, совершенно здорова.
Вопросительно приподняв бровь, она ждала моих объяснений. А серый полосатый кот, предмет обсуждения, сидел на подоконнике, деловито вылизывая свои белые лапки.
Я предпочла не отвечать. Конечно, мило, что к последнему счету Тим, наш ветеринар, присовокупил приглашение на открытие художественной выставки. С тех пор мы несколько раз встречались, и он мне нравится — такой терпеливый и интеллигентный. Но я прекратила рассказывать Ма о мужчинах, потому что она постоянно хочет выдать меня замуж.
— Я устала, пойду прилягу.
Ма поняла: что-то произошло.
— У тебя все хорошо?
— Да, конечно.
В спальне наверху я задернула шторы и поставила диск с «Нормой» Беллини. Рухнула на кровать, сжимая в руке амулет Мэтта, и отдалась чувствам.
Ма и Аннет пошли вместе со мной на аборт, сидели и ждали, пока меня готовили. Доктору нужно было сделать ультразвуковое обследование для уточнения срока беременности. Простая формальность, думала я. Мне намазали живот гелем, вся кожа покрылась мурашками от холода.
Я ожидала увидеть комок клеток, прилипший к стенке матки. Но внезапно на экране появилось изображение плода, и я вскрикнула от неожиданности. Подскочила так резко, что чуть не уронила сканирующее устройство. Врач строго посмотрела, но я уже не обращала внимания на приказания лежать спокойно. Я буквально прилипла к экрану.
Он занимался гимнастикой. Маленький головастик, он отталкивался от стенки матки, ворочался с боку на бок, радостно плавал, откровенно наслаждаясь жизнью. Он был таким забавным, свободным и игривым, что я не могла сдержать смех. Представила, как он тоже смеется. В тот миг я полюбила его, ребенка Мэтта. И моего, навеки.
Будь его отцом кто-то другой, наверное, я смогла бы через это пройти. Но это был Мэтт. Увидев малыша, я лишила себя выбора, хотя впоследствии мне пришлось нелегко. Не будь у меня таланта к обучению, мы все пропали бы.
Не решившись на аборт, я думала, что смогу восстановить отношения с Мэттом. Даже разыскивала его, но увидела их вместе с Вивиан. Как же было больно. Я ведь не знала, что он уже выяснил, что я натворила, точнее, что собиралась натворить. Я понимала, что запросто сумею разрушить их отношения, но боль утраты отрезвила меня — ребенок ничего не изменил. Как ни страшно, но пришлось признать очевидный факт: Мэтт был бы несчастен со мной.
Джейсона воспитывали двое родителей — я и Ма. Он очень сильно любил меня, хотя я редко бывала дома. С самого детства он замечал те редкие подарки, что я делала себе. «Мамочка красавица», — говорил он в таких случаях, восторженно глядя на меня круглыми глазенками. И я действительно чувствовала себя прекрасной. Он горько плакал всякий раз, когда я должна была уйти, хотя бабушка, моя Ма, всегда была
