полного разграничения между ними в Риме никогда не было.
В царский период правом уголовной юрисдикции пользовался царь; в республиканскую эпоху оно перешло к магистратам. Первоначально это право не было ограничено, однако довольно рано плебеям удалось добиться права апелляции к народному собранию (provocatio ad populum) в том случае, если обвиняемому грозила смертная казнь (шире — лишение всей суммы гражданских прав, caput) или штраф свыше определенной нормы. С этого момента центр тяжести уголовной юрисдикции по всем важным преступлениям был перенесен в народные собрания: в центуриатные комиции — если виновному грозила смерть, в трибутные — если грозил штраф свыше 3020 ассов[125].
Ход уголовного процесса до середины II в. сводится к следующим моментам. Магистрат, узнав о преступлении, производил следствие (quaestio). Он формулировал обвинение и указывал, к какому наказанию предполагает приговорить обвиняемого. Если последний не представлял поручительства, он мог быть арестован. Разбор дела велся достаточно тщательно: стороны произносили речи, допрашивались свидетели (в частности, рабы — под пыткой) и т. п. Затем магистрат произносил приговор и определял на казание. Если приговор был оправдательный или наказание по своему характеру не подлежало апелляции, то дело считалось решенным. В случае апелляции дело переносилось в народное собрание (центуриатное или трибутное), и там происходило новое разбирательство, которое также вел магистрат. Обычно оно происходило в три срока. В третий срок магистрат произносил свой приговор, после чего назначался четвертый срок для апелляции. Выслушав обвинителя, подсудимого или его защитника, рассмотрев доказательства, народное собрание путем голосования выносило окончательный приговор. Он состоял либо в принятии приговора магистрата, либо в его отмене: никакого среднего приговора народное собрание вынести не могло. Обвиняемому предоставлялось право до окончания голосования уйти в добровольное изгнание.
Такой порядок уголовного процесса был слишком громоздким. К тому же для него не существовало никаких твердо выработанных норм. Поэтому с начала II в. стали образовывать чрезвычайные судебные комиссии (quaestiones extraordinariae) для рассмотрения отдельных преступлений, решения которых не подлежали обжалованию. В середине II в. появились постоянные комиссии (quaestiones perpetuae). Первой была комиссия по делам о взятках и вымогательствах должностных лиц, учрежденная в 149 г. Эти постоянные комиссии сыграли большую роль в развитии уголовного права, так как требовали для себя более точных инструкций, определяющих как порядок судопроизводства, так и само понятие данного преступ ления и полагающееся за него наказание.
Об особенностях римского права и, в частности, о характерном сочетании разработанности правовых градаций и норм с сохранением пережиточных установлений древнего обычая — обо всем этом можно судить на примере уголовного права в том виде, как оно сложилось уже в век Республики. «Уголовное судопроизводство касалось delicta publica — проступков общественного характера, т. е. собственно уголовных преступлений. К ним относились главным образом следующие: 1) perduellio — государственная измена, 2) peculatus — казнокрадство, 3) crimen repetundarum — вымогательство, 4) ambitus — подкуп или вообще недозволенные средства при искании должности, 5) vis — насилие вообще, возбуждение мятежа, противодействие властям, незаконное употребление оружия и т. п., 6) caedes — убийство вообще, в частности — покушение на жизнь, отравление, отцеили братоубийство и др., 7) falsum — подделка монет или документов, лжесвидетельство, нарушение присяги и т. п. Наказания за уголовные преступления (poenae capitales) состояли в лишении жизни, свободы, права гражданства и состояния, а также и в денежной пене. Степень наказания зависела от характера преступления и общественного положения подсудимого. Смертной казни обвиненные могли избежать, добровольно удаляясь из отечества в изгнание. Кроме того, существовало наказание aquae et ignis interdictio — буквально «лишение воды и огня», т. е. исключение из римской общины, принуждающее заключенного оставить отечество, так как, оставаясь на родине, он считался вне покровительства законов и мог быть убит каждым безнаказанно. Кроме того, применялись следующие наказания: осуждение на борьбу с гладиаторами и дикими зверями, на каторжные работы в рудниках и в соляных копях. За некоторые преступления продавали в рабство. В конце Республики преступники наказывались тюремным заключением. Телесному наказанию подвергались только солдаты, люди простого звания и рабы. Смертная казнь была следующих видов: 1) преступников (в частности изменников) сбрасывали с Тарпейской скалы; 2) обезглавливали, причем в древнейшее время преступников предварительно подвергали сечению розгами; 3) душили петлей в тюрьме; 4) зашивали в мешок и топили (за убийство родителей); вешали (только в древнейшие времена); 6) распинали на кресте (рабов и иностранцев); 7) сжигали живыми — за умышленный поджог, за кражу из храма; 8) зарывали живыми в землю — весталок, нарушивших обет целомудрия» (Санчурский Н. В. Ук. соч. С. 213—215).
Устное народное творчество
К сожалению, до нас почти не дошли образцы устного народного творчества, которое существовало у римлян в древнейший период, да и позже долго бытовало в низших слоях. У высших классов оно настолько было задавлено нахлынувшими с III в. греческими влияниями, что почти не отразилось в римской литературе. Этим мы не хотим сказать, что устное творчество не оказало никакого воздействия на формирование литературных жанров. Внутреннее влияние его на поэзию, театр, отчасти на исто риографию несомненно. Но это влияние не всегда легко проследить, и даже там, где удается это сделать, мы почти не имеем возможности выделить оригинальные образцы народного творчества. Римские писатели и ученые, римские антиквары не интересовались фольклором, не собирали и не записывали народных песен, сказаний, пословиц. О них мы можем судить только по разрозненным указаниям и намекам в литературе.
Нам известно, например, что у римлян в старые времена существовали застольные песни. На пирах под аккомпанемент музыкальных инструментов, главным образом флейты, воспевали деяния великих мужей.
Отчасти такого же типа были погребальные песни (neniae), в которых профессиональные плакальщицы на похоронах оплакивали покойного и восхваляли его заслуги.
К иному жанру принадлежали фесценнины, или сатуры. В них нужно видеть зародыш национально- римской сатиры и вместе с тем драмы. Это были шутливые хоровые песни, сопровождавшиеся плясками, которые распевались при уборке урожая. По-видимому, они были построены на чередовании двух хоров.
Римская традиция связывает фесценнины с Этрурией, производя их название от этрусского города Фесценнии. У Ливия (VII, 2) есть рассказ о том, как в 364 г. римляне, страдая от какой-то эпидемии и желая умилостивить богов, пригласили этрусских актеров. Те разыграли представление, состоявшее из пляски под флейту. Римской молодежи якобы так понравилось это зрелище, что она стала ему подражать, прибавив к пляскам шутливые стихи. Эти представления и получили название saturae.
Рассказ Ливия внушает большие сомнения. Вероятно, карнавальные игры возникли и в Этрурии, и в Риме самостоятельно из общего италийского корня. Что же касается даты Ливия, то возможно, что в 364 г. действительно были впервые устроены представления на сцене (вернее, на подмостках) за государственный счет во время ежегодных великих, или римских, игр (ludi Maximi, или Romani). На этом празднике раньше главную роль играли состязания в беге колесниц, а теперь в дополнение к ним могли быть введены представления акробатов, танцовщиков и музыкантов. Возможно, что эти актеры были из Этрурии.
К жанру фесценнин можно отнести свадебные и солдатские песни. В последних воины, следовавшие за полководцем во время триумфального шествия, прославляли его подвиги и в то же время довольно зло подшучивали над ним.
Римские народные поговорки нашли только слабое отражение в немногочисленных пословицах и изречениях, сохраненных в литературе. Да и в них очень трудно отделить безыскусственное народное творчество от искусственного литературного.
Темный мир народных верований, тесно слитый с магией, проступает в заговорах против болезней. Некоторые из них приводят римские писатели.