дикарей могли пробудить аппетит разве что у Андрэ, можно догадаться, какой искус овладел мною.
Тем не менее через некоторое время я поймал себя на том, что гневные мысли куда-то улетучились и я даже начал получать определенное удовольствие от мерных взмахов метелки. Сор, которого в пещере оказалось до безобразия много, послушно собирался в кучки и исчезал за порогом пещеры. Одновременно у меня возникло ощущение, что такими же кучками и голове моей собирается всякий мысленный «сор» и выметается в пустоту за порогом моего сознания. Процесс освобождения так увлек меня, что я без всякого напоминания протер полки от толстенного слоя пыли, вымел и ее, вынес на улицу постель шамана и основательно вытряс ее, наломал сухого кустарника для очага. К этому времени мои спутники уже закончили ужин и с некоторой растерянностью на лицах наблюдали за моей деятельностью. Смешные люди! Конечно, им казалось нелепым рвение, с каким я проходил испытание! Но ведь и в монастырях проходят довольно утомительное и неприятное послушничество, прежде чем стать монахами, и только на самых ревностных из них снисходит благодать! А оруженосцы? Чем только не приходится заниматься благородному отроку, прежде чем он заслужит рыцарские шпоры! Или вспомнить даже мое обучение воинскому мастерству! Да я же хуже раба был у господина д'Сада, известного мастера фехтования, прежде чем стал хорошим мечником! Не дожидаясь приказа шамана, я собрал грязную посуду и сбегал к источнику, потом отволок туда же пустой котел и стал тщательно оттирать его песком. За этим занятием и застал меня Гай Светоний Транквилл:
— Ко-ко-конрад, я тебя не узнаю! Что на тебя нашло?
—Ты же слышал, что сказал шаман — мне нужно пройти это испытание.
— Не морочь мне голову. Испытание испытанием, но ты стараешься как какая-нибудь чокнутая Золушка!
— Гай, ты не понимаешь... А мне трудно объяснить словами. Это нужно почувствовать самому. Я пришел сюда полным сомнений, тревог, страха и гнева. Ты ведь и сам помнишь, во что я превратился всего лишь за одну зиму: унылая развалина, хнычущая на чердаке от жалости к самому себе. Противно вспомнить! Да, путешествие... а точнее, надежда на его успешное окончание немного взбодрила меня, но все равно во мне постоянно боролись всякие малоприятные мысли и чувства. И вот сейчас я вдруг ощутил такое невыразимое спокойствие! Да что там — я просто заново родился! И все это благодаря такому простому испытанию. Нет, что бы там ни говорили, но в древней шаманской мудрости сомневаться глупо! Я уже безмерно благодарен старику за этот урок...
(Запись вымарана по соображениям нравственности.)
— Я УБЬЮ ТЕБЯ, МЕРЗКИЙ СТАРИКАШКА!
К сожалению, несмотря на более чем почтенный возраст и хилую внешность, шаман оказался весьма прытким. В несколько гигантских прыжков он оторвался от меня, добежал до почти гладкой отвесной стены и словно паук вскарабкался на уступ, откуда показал мне костлявую фигу.
— Слезай, мерзавец!
К первой фиге добавилась вторая, не менее костистая и выразительная.
Вот дрянь! Я окинул оценивающим взглядом скалу. Теоретически взобраться я смог бы, но шаман занимал тактически более выгодную позицию — с уступа он мог спокойно плевать в меня, бросать камни или банально стукнуть по голове пяткой, когда я доберусь до самого верха.
—Ты не просидишь там вечность! К вечеру потеряешь сознание от жажды!
Старик исчез на мгновение и, вернувшись, продемонстрировал мокрую рубаху. Проклятье! Видимо, ручей, в котором я как последний дурак вчера отскребал котел, имеет начало в горах и выходит наружу где-то на уступе. Стоило вспомнить вчерашнее испытание и свой пафосный разговор с Транквиллом, и мне захотелось провалиться сквозь землю от пережитого утром унижения.
Мало того что я вернулся в пещеру глубокой ночью, отчистив медный котел до золотого сияния. Утром так же безропотно, с идиотской восторженностью я опять прибрал пещеру, натаскал воды, только что еду не смог приготовить — не приспособлены к тому лапы кошачьи, да я и в человеческом своем обличье не умел готовить. И вот после завтрака — замечу, что посуду опять мыл я! — этот старый, спекшийся на солнце кактус заявил, что не может меня расколдовать. Хуже того, он еще вчера знал, что не сможет этого сделать! Для этого, видите ли, нужна особая тинктура, которой у него нет и состава которой он не знает! Я сначала даже не понял, о чем он говорит. Решил, это тоже часть испытания. Но старик только развел руками:
— Говорю же, нужна тинктура! Ее состав был написан на золотых табличках и передавался от шамана к шаману...
— И где эти таблички? — спросил я, чувствуя, как безмятежная новая личность, обретенная во время испытания, скукоживается и прячется куда-то в дальние уголки души.
—Ты видел тут хоть кусочек золота? — ехидно хмыкнул у меня за спиной Морган.— Ты вроде как вчера все тут перетер и перемыл. А! Да ты хитрец! Я-то думал, ты от чистого сердца стараешься, а ты таблички искал!
— Я. Старался. От чистого. Сердца,— раздельно произнес я, пытаясь держать себя в руках. В лапах.
— Понимаешь, таблички украли давным-давно, я подозреваю, еще во время первого посещения нашего племени викингами,— виновато пробормотал шаман.— У нас был большой запас тинктуры, потому про таблички никто не вспоминал около сотни лет. Потом решили пополнить запас и не смогли их найти. Понятно, что за столько лет следы их окончательно затерялись...
—Так зачем же ты заставил меня проходить испытание? — все еще спокойно спросил я, уже догадываясь, каким будет ответ.
— Ну понимаешь, мой последний ученик покинул меня несколько месяцев назад,— промямлил шаман.— Убираться стало некому, я и подумал...
Вот тут-то я на него и набросился.
К тому моменту, когда мои спутники добежали до скалы, сил бесноваться у меня уже не осталось. Коллет присела рядом со мной на песок и молча обняла за плечи. Андрэ мялся рядом, судя по выражению лица не особо понимая, что произошло,— за ночь остатки волшебного кактуса выветрились из неге» вместе с избыточной мудростью. Николас вертел в руках пистолет.
— Капитан, хочешь, я его сниму оттуда? Пусть только высунется...
— Спасибо, Николас,— вздохнул я.— Не вижу смысла. Тинктура от этого не появится.
— Вот именно! — вякнул из своего укрытия шаман.— Я вижу, испытание все-таки пошло тебе на пользу...
— Не искушай судьбу, а? — рыкнул я.— Спускайся лучше, поговорим спокойно.
— Да-да, пусть только спустится,— мстительно прошипел Морган, которого кактусная мудрость тоже покинула.— Жак, бей его сразу в глаз!
— А чего это сразу — Жак? Я, между прочим, честный вор, а не громила какой-нибудь, да и кто его знает... этого старикашку... может, он никакой и не старикашка — вон как резво по скале лазает... такого ударишь, сам потом зубы собирать будешь...
— А я все слышал! Не слезу, пока не пообещаете мне неприкосновенность!
— Ну и сиди там! Николас, дай Жаку револьвер! — Я не умею стрелять!
— Дожили. Уже крысы мной командуют...
— Не смей называть меня крысой! — А?
— Тихо! — рявкнул я.— Спускайся, старик. Клянусь, тебя никто не тронет.
Шаман подумал с минуту и с той же потрясающей ловкостью спустился по стене вниз.
— Ну что, раскурим трубку мира?
— С Николасом раскури, он любитель. А мне в пасти трубку не удержать. Идем в пещеру. Раз ты не можешь мне помочь делом, хотя бы поделишься информацией.
Шаман безропотно последовал за мной и действительно рассказал много интересного.
Когда-то давно во всех племенах индейцев, как в Южной, так и в Северной Америке, были шаманы, умевшие превращаться в тотем их племени. Но постепенно это колдовство было утеряно, а шаманы с каждым поколением становились все слабее. Когда викингов занесло штормом в эти края, единственным племенем, шаманы которого сохранили древнее искусство, было племя Стремительного Зверя, Попирающего
