За раковщиком пошла сразу рыба. Некрасивый дядя вытаскивал из корзины лобастых язей, надавливал им на пузо. Язи открывали рот и делали «хм». И дядя бросал язя в корзину, в которой были и другие язи, переложенные крапивой.
Вася то застревал в толпе, то прокапывался дальше. Развернулись перед ним морковь и петрушка, зелёный лук – веником, репчатый – косицами.
– Каротель! Каротель! – покрикивала женщина-морковница.
– Репа! – ухал парень-долговяз.
Прохожие покупатели хватали-покупали, кому чего в голову взбредёт: кому – репа, кому – рыба, кому – каротель.
«А мне бы поросят, – думал Вася. – Только где же они?»
В самом углу рынка, под башней, Вася увидел, что искал. Здесь продавали кур, гусей, телят – всякую живность. И поросят было много.
Вася долго подыскивал подходящих, не очень маленьких, да и не слишком больших.
«Мне бы средних, – думал он. – И покрепче!»
Наконец у одного черноусого мужичишки Вася увидел парочку поросят.
– Славные! – сказал черноусый, пальцем указывая на них.
– Пятачки-то у них что-то маленькие.
– У этих-то маленькие? – удивился продавец. – Каких же тебе пятачков надо? С пластинку патефонную?
– Патефона у меня нету, – сказал Вася. – А всё ж пятачок хотелось бы покрупнее.
– Балда ты! – сказал черноусый. – Нет у тебя толку в поросятах. Лучше патефон себе купи.
– Тебя не спросил! – сказал Вася, грозно посмотрел на продавца и обошёл его.
«А что, – думал он, – может, и вправду патефон купить?»
Вася ещё повертелся на рынке, поискал других поросят, а издали всё поглядывал на тех, что ему приглянулись. Он видел, как мужичишка то и дело вытаскивал их из мешка и совал под нос покупателям, уверяя каждого, что поросята славные. И правда, они были славные, с небольшими по размеру пятачками.
Вася покрутился, покрутился, да и завернул снова к черноусому.
– Ага! – крикнул тот. – Вернулся!
– Говори цену.
Мужичишка сказал, но цена Васе не понравилась.
– Высока.
– Какой же ты человек плохой! То пятачки не подходят, то цена высока. Угрюмый ты.
– Ты сам угрюмый, вон усы-то как повисли.
– Новое дело! Теперь усы ему не нравятся! Ай да парень! Откуда только такие берутся?
– Из деревни Сычи, – веско сказал Вася. – Говори новую цену. Пониженную.
Черноусый сказал, и новая цена Васе понравилась, но он так подумал: «Поторгуюсь ещё для блезиру, пусть знает, что я – тёртый калач».
Вася поторговался ещё, и черноусый сказал:
– Вижу, ты тёртый калач. Ладно уж, скину трёшник. Только для тебя.
– Держи деньги. И суй поросят в мой мешок.
– Э, да чего там, – ответил продавец, сосчитав деньги. – Забирай их прямо в мешке, а мне свой пустой отдай.
Вася отдал ему свой мешок, вжик – перетянул мешок с поросятами верёвочкой.
«Дело сделано», – подумал Вася и пошёл к выходу.
– Стой-ка, – обиделся вслед ему черноусый, – хоть бы «до свидания» сказал.
– Ничего, – ответил Вася, – обойдёшься.
Он шёл к выходу и думал: «Хоть я и деревенский парень, а грубиян».
Это ему нравилось.
Ему хотелось быть грубияном и тёртым калачом, да, пожалуй, и от стреляного воробья он бы не отказался.
Вася чувствовал спиной, как трепыхаются в мешке поросята, и это ему тоже нравилось, потому что было щекотно, да и поросята, в конце концов, были, конечно, славные, правда, с маленькими по размеру пятачками.
Глава третья
Парочка поросят
На станции Вася выпил квасу в честь хорошей покупки, а потом сел в электричку. Поросята шевелились в мешке, а когда поезд тронулся, стали повизгивать.
Вася стоял в тамбуре и глядел в окошко на пробегающие поля, дачи, ёлочки, телеграфные столбы. Пассажиры в тамбуре что-то кричали друг другу, махали руками и курили, выпуская изо рта тяжёлые махровые кольца, колёса стучали под вагоном – иэх! – мчался поезд в деревню Сычи и ещё дальше…
К дому Вася добрался под вечер, когда солнце уже стало садиться и покачивалось над деревней Сычи.
Мама Евлампьевна стояла у ворот и ещё издали крикнула:
– Васьк! Неужто не купил?
Вася промолчал. Ему не хотелось орать на всю деревню.
– Чего у тебя в мешке-то? – кричала Евлампьевна. – Говори скорей! Неужели поросёнок? Слышь, Марусенька, Васька-то поросёнка несёт!
– Бум, бум-бум, – отвечала ей соседка Марусенька из-за оконного стекла, а чего она отвечала, не разобрать.
Окно было закрыто.
– Пара поросёнков, мам, – сказал Вася, кладя мешок на землю.
– Да неси их скорей в избу! Застудишь. Они небось махонькие.
– Это ещё как сказать, – говорил Вася, внося мешок в избу. – Не такие уж махонькие, да и не слишком большие. В самый раз, крепенькие.
Пока Вася развязывал мешок, поросята шевелились в нём и повизгивали.
– И куры у нас есть, – кричала Евлампьевна, обращаясь к подоспевшей поглядеть поросят Марусеньке, – и утки! А поросят нету. Встану утром и грущу. Вот бы, думаю, поросёночка завесть.
– То-то я и говорю, – басовито бубнила в ответ Марусенька. – Без свиньи какой двор. Со свиньёй жить веселее.
– Да развязывай же скорее! – кричала на Васю Евлампьевна.
– Куда спешить-то, мам?.. – отвечал Вася, развязав мешок. Он встряхнул его, и из мешка, ощерясь и вроде даже противно улыбаясь, вылез рыжий облезлый пёс.
Глава четвёртая
Тёмная ночь
Ночь стояла на дворе.
Лунный блик мерцал через окошко. В темноте тикали на стенке ходики: тик, тик, тик…
«Ну, дьявол черноусый! – думал Вася, ворочаясь на кровати. – Ловко обманул».
Мама Евлампьевна тоже не спала.
– Ладно, Васьк, – вздыхала она. – Спи. Обойдёмся и без свиньи. Вон у людей даже кур нету – живут.
Но Вася не мог спать. Только закроет глаза – видится ему рынок в Карманове, толпа народу, грызущая семечки, а вдалеке, под башней, – черноусый, противный-противный. И всё подмигивает: «Купи поросёночка!»
«Как же пёс оказался в мешке? – думал Вася. – Не через дырку же пролез! Значит, черноусый мешки переменил, пока я деньги считал. Вместо мешка с поросятами подсунул мешок со псом».
– Ты куда пса девал? – спросила Евлампьевна. Она всё ворочалась на печке, переставляя валенки, которые там сушились.
– На улицу выгнал.