«Уши у них острые, – думала она, – клыки торчат, и они на балалайках играют».
Дверь отворилась, в сторожку вошла Дуня, а за нею виднелись тёмные непонятные фигуры.
Лёля глянула мельком, а не поняла ничего.
Она опустила поскорей глаза, чтоб не глядеть на «волчков».
Ей было страшновато глядеть, и она взяла щепотку соли, чтоб посолить яйцо.
И тут первый «волчок» – самый, наверно, клыкастый и самый ушастый – подошёл вдруг прямо к ней и сказал:
– Это кто тут яйцо ест?
И Лёля подняла глаза и увидела тут его глаза – огромные и страшные. И тут же кинула щепотку соли прямо в эти глаза. И самое удивительное – попала!
– Ай-я-яй! – закричал «волчок» и стал тереть глаза, и все закричали «ай-я-яй», и мама выбежала из комнаты, и Дуня заохала, только второй «волчок» стоял у двери и отчего-то хохотал.
Все кричали и мыли первому «волчку» глаза, а второй хохотал у двери.
– Да, Василь Петрович, – говорил он, – будь в следующий раз осторожней. Ох-ох, уморила девочка. Что ты ему кинула: соль или перец?
– Соль.
– И слава Богу, что соль. А то на Кавказе яйца с перцем едят. Хорошо, что мы не на Кавказе.
«Волчок» Василь Петрович ничего не говорил, а только мычал и тряс головой.
Сказка о «Волчках»
(продолжение)
«Волчки» оказались бородатыми.
«Волчка», которому отмыли наконец глаза, звали Василь Петрович, а другого, который хохотал, звали Пётр Василич.
Василь Петрович с отмытыми глазами тоже стал хохотать, но к Лёле подходить не решался.
Потом мама и Дуня сели вместе с «волчками» за стол у сосновой лампы. Пётр Василич уже не хохотал, а достал из сумки какие-то тонкие книжки без картинок и стал что-то объяснять. Объяснял он длинно, и Лёля потихоньку засыпала на своей кровати, удивляясь, что «волчки» оказались не клыкастыми, а бородатыми. А «волчок» Пётр Василич ей определённо понравился.
Лёля заснула крепко и спала, спала, а ночью вдруг проснулась, потому что в комнате пели. Дуня тихонько играла на балалайке, а «волчки» вполголоса пели. Что была за песня, Лёля не поняла – грустная и немного страшная.
И Лёля окончательно заснула, а когда проснулась, было уже утро. Утренние лазоревые сумерки освещали окно, а за окном снег утренний – молочный и голубой.
В комнате никого не было. Пропали загадочные «волчки» Пётр Василич и Василь Петрович, не было ни Дуни, ни мамы. В сторожке похрапывал дед Игнат.
Скоро пришла мама.
– Спи, галчонок, – наклонилась она к Лёле, – спи.
– А где же «волчки»?
– Не было никаких «волчков». Тебе это приснилось.
– Как же приснилось! Соли-то я ему в глаза насыпала. Василь Петровичу.
– Забудь о них, – тихо сказала мама. – Забудь и никому – ни гугу. Знаешь, что такое «ни гугу»?
– Знаю, знаю. А почему – ни гугу?
– Нельзя… Их заковали в цепи и сослали на каторгу, в Сибирь. И вот они разорвали цепи и теперь идут в город – самый большой, самый светлый. А там живут их друзья, книжники. Они пишут книжки о том, как добыть счастье бедным людям. Понимаешь?
– Не пойму, – сказала Лёля.
– Чего ты не поймёшь?
– Не пойму, как они цепи-то разорвали? Они ведь железные.
– Уж не знаю, а только разорвали, – усмехнулась мама. – Ты не бойся. Они вовсе не волки. Это их прозвали «волчками», потому что у них нет своего дома. Они бродят по свету и читают людям хорошие книжки. Они думают о жизни народа и о том, как дать народу волю. Только рассказывать о них никому нельзя, а то их снова в цепи закуют.
Лёля, конечно, поняла кое-что. Одного не могла понять: зачем «волчков» заковывают в цепи и как они их разрывают потом? Зубами, что ли?
Целый день думала она о «волчках», о том, как идут они по бескрайней степи под снегом и метелью.
«Лишь бы волки настоящие на них не напали», – думала Лёля.
Сказка о трёх рублях
Лёлина мама получила жалованье – три рубля.
Рубли были большие, золотые. Мама ходила за ними к батюшке попу, приносила домой и прятала в шкатулку.
А шкатулка стояла на столике, у которого были тонкие ножки.
Узорная скатерть опускалась со столика, окутывала ножки, и Лёле казалось, что под столиком живёт Эдакий Усатенький. Стережёт три рубля.
А на шкатулке были вырезаны узоры. Звери и люди бродили между узоров, над ними летали волшебные птицы и пели, да только песен их не было слышно. А чтоб услышать, надо иметь волшебное ушко. И это волшебное ушко у Лёли как-то само собой получалось. Она подолгу сидела у шкатулки, глядела на зверей и узоры и слушала пение далёких птиц.
А три рубля, которые лежали в шкатулке, были, конечно, волшебные. Они подчинялись маме, а больше никому.
И если мама даст кому-нибудь золотой рубль – тот человек сразу станет молодым и красивым. А кто сам возьмёт из шкатулки рубль – вечно будет несчастным.
И вот однажды в школу пришла старушка. Она была маленькая, сгорбленная. Вначале она сидела тихо в сторожке у деда Игната, а как только мама вышла из класса, старушка заплакала, упала на пол. Кое-как дед Игнат поднял старушку и усадил в уголок. Но та всё плакала и даже кричала, а Татьяна Дмитриевна слушала её и качала головой.
И Лёля поняла, почему старушка плачет. Она снова хотела быть молодой.
Татьяна Дмитриевна ушла в комнату и принесла оттуда большой золотой, волшебный рубль. И протянула его старушке.
И старушка взяла рубль, и тут же Лёля зажмурилась. Страшновато было увидеть, как старый человек становится молодым.
Зажмурившись, она представила себе, какой красавицей станет старушка – в синем платье, с золотыми волосами.
И Лёля открыла глаза – и сразу увидела красавицу в синем платье с золотыми волосами, да только это была её мама, а старушка осталась старушкой, только плакать перестала.
Она кланялась теперь, а дед Игнат выводил её из сторожки на улицу.
– Приехали, приехали, – бормотал он ни к селу ни к городу.
– Почему же? – спросила тогда Лёля.
– Что почему же? – сказала мама.
– Почему она красавицей не стала? Ведь рублик волшебный.
Мама засмеялась.
– Волшебный, конечно, – серьёзно потом ответила она. – Но старушка просила его не для себя, а для своей внучки. Наверно, её внучка и вправду станет красавицей.
Лёле очень хотелось встретить когда-нибудь эту бабушку и её внучку, но они никак не попадались. Они жили в другой деревне.
Потом, когда прошло много лет, Лёля встречала в жизни разных красавиц и всегда думала, что это внучка, которой мама подарила волшебный рубль.
А Татьяна Дмитриевна много чего ещё делала на свои три рубля. Покупала книги и тетради для школы, платочки и валенки для Лёли, табак для деда Игната, штаны для Мишки-солдатика. Удивительно было, что
