всё это вмещалось в три рубля. Но всё вмещалось.
Сказка деда Игната про другие три рубля
– Грррхм… – сказал дед Игнат, когда выпроводил старушку. – Грррхм… Ну вот и приехали.
– Дед, а дед, – сказала Лёля.
– Грррхм, – отозвался Игнат.
– Что ты всё, дед, – гррхм да приехали. Хоть бы ещё слово сказал.
– Да ну… – сказал дед, – неохота… потом… когда-нибудь…
– Да расскажи сейчас, чего тянуть?
– Гррхм, гррхм, – кряхтел дед, кашлял и брякнул наконец: – Пётр Дуб.
– Какой Пётр Дуб?
– Такой… жадный…
– Ну, а дальше-то что?
– А ничего, – сказал дед Игнат, – ну его…
Но Лёля всё приставала к деду и так постепенно вытянула сказку из деда Игната. И сказка получилась такая.
Жил в деревне человек, которого звали Пётр. А прозвище у него было – Дуб.
Вот Пётр Дуб заимел три рубля. Сунул их в карман и пошёл гулять.
Пройдёт два шага, проверит – в кармане ли три рубля? Ага, в кармане. Пройдёт ещё два шага, опять проверит, где три рубля?
Ага, опять в кармане. И так он всё радовался, что три рубля были в кармане. А потом сунул руку в карман – нету! Где три рубля? Нету! Потерял.
Вот Пётр Дуб сел на бревно и стал плакать.
А тут по деревне мальчик бегал. Игнатко. Подходит Игнатко к Дубу-то к Петру и говорит:
– Ты что плачешь, дядька Дуб?
– А как, Игнатко, мне не плакать? Я ведь три рубля потерял. Бяда! Бяда-а-а-а!
– Не реви, дядька Дуб, – сказал Игнатко. – Я тебе их найду.
– Ой, найди, Игнатко! Я тебе копейку подарю.
Вот Игнатко пошёл искать и нашёл три рубля-то, под лопушком.
– На, – говорит, – тебе, дядька Дуб, три рубля, а мне теперь надобно копейку.
Обрадовался Пётр Дуб, схватил три рубля, затолкал в карман поглубже. А сверху в карман травы натолкал, чтоб не выпали.
– Нету, – говорит, – Игнатко, у меня копейки. Погоди, вот стану богатые покупки делать, стану дёготь покупать да гвозди, копейка-то останется, я тебе её отдам.
Вот стал Игнатко к Дубу-то к Петру чуть не каждый день забегать:
– Когда, дядька Дуб, дёготь будешь покупать?
Хочется мальчонке копейку-то получить.
– Погоди, Игнатко, – Дуб говорит, Пётр. – Видишь, колёса к телеге правлю. Понаправлю – за дёгтем пойду, колёса мазать, там копейка и получится.
Бегал-бегал Игнатко, а колёса к телеге всё не прилажены, в сарае лежат. Не получается копейка.
– Ты хоть бы гвоздей-то купил, – Игнатко намекает.
– А ты сам-то посуди, Игнатко, – Дуб говорит. – На кой мне гвозди, ведь молотка нету.
Так бегал Игнатко взад-вперёд, а Пётр Дуб думает:
«Пускай бегает. А копейку жалко отдавать. На кой ему копейка? Ну его. Отдам копейку, а у меня не цельный рубль будет».
Но всё-таки в конце концов надоел ему Игнатко. И Пётр Дуб затеял спрятаться от Игнатки в погреб. Спрятался и сидит. Три рубля в кармане трогает. Проберётся в карман через травку и трогает.
А Игнатко, как прибежал, сразу догадался, что Дуб в погребе.
– Эй, дядька Дуб! – кричит сверху. – Ты что, в погребе, что ли?
– Ну да, – Пётр Дуб отвечает.
– От меня, что ли, спрятался?
Пётр Дуб думал-думал, что сказать, и снова говорит:
– Ну да.
– А насчёт дёгтя и гвоздей-то как? – Игнатко спрашивает. – Не пора ли покупать?
Пётр Дуб думал-думал, что сказать, и говорит:
– Да ну.
Ушёл Игнатко, а Пётр Дуб вылез из погреба и думает:
«Зря я ему на вопросы отвечал. Уж теперь умру, а не отвечу. А уж ещё лучше, так это я сам как будто умер».
Вот Игнатко прибегает на другой день – нету Петра Дуба. Игнатко и в погреб покричал – нету. Заходит в дом. Вдруг видит – лежит на столе Пётр Дуб, весь белый. А в головах свечка горит!
Напугался Игнатко. Стоит ни жив ни мёртв.
«Умер, – думает, – дядька Дуб!»
А Пётр Дуб лежит и думает:
«Хорошо, что я догадался рожу мелом намазать. Догадливый я всё-таки. Не станет ведь Игнатко с мертвеца копейку тянуть. Интересно, где мои три рубля, в кармане или нет?»
Тут стал Пётр Дуб потихоньку в карман через травку пробираться, а Игнатко-то видит: в кармане у мертвеца что-то шевелится.
– Ой-ё-ёй! – закричал Игнатко.
А Дуб-то как подскочит на столе.
– Где?! Где мои три рубля?!
Ударился Игнатко бежать.
А Пётр Дуб стоит на столе, мел с него сыплется, из кармана трава летит.
– Где, – кричит, – мои три рубля?
Нету.
Искал-искал Пётр Дуб три рубля – и в погребе смотрел, и там, где рожу мелом мазал, а так и не нашёл.
Сказка о сёстрах
Чуть в стороне от деревни, на самом краю обрыва, стоял самый маленький в Полыновке домик.
В нём жили две сестры.
Старшую звали Еленакай.
Высокая и худая, она всегда что-то говорила вслух, даже когда шла по улице. Голубые глаза её светились радостью, и ласково протягивала она руки встречным.
– Люди, – говорила она, – добрые люди, помогите друг другу, помогите жителям деревни Полыновки, всем, кто замерзает сейчас в степи, всем, кто растёт, голодает и мучается.
Странно было видеть эту чёрную фигуру, протягивающую руки к прохожим.
Слова свои Еленакай говорила очень тихо. Не все прохожие слышали их, но кто-то и слышал.
А сама Еленакай почти ничего не слышала, она только видела. Таких людей называют глухими. Но это неправильно. Глухие те, у кого глухое сердце.
Еленакай умела шить. Она была единственная портниха в деревне Полыновке. День и ночь стрекотала её швейная машинка, и все жители деревни ходили в том, что сшила Еленакай, – и батюшка поп, и лавочник Чернов, и даже самый маленький ученик Ваня Антошкин.
Денег за свою работу Еленакай не брала. Она работала не за деньги и даже не для души. Она просто хотела одеть всех жителей деревни Полыновки, чтоб им не было холодно.
Лавочник Чернов, которому Еленакай сшила штаны, решил как-то заплатить ей. В чистое полотенце он завернул головку сахару и банку дорогого китайского чая и пошёл к сестрам.
Еленакай вначале не поняла, зачем он пришёл, и хотела угостить его морковным чаем. Но тут лавочник достал головку сахару и свой, в коробочке, чай и стал хлопать по коленям, показывая на штаны. Еленакай ведь была глухая, и лавочник жестами стал ей объяснять. Он хлопал себя по штанам и тыкал пальцами в