Вдруг я заметил под елкою снежный холмик. Я сразу понял, что это муравейник под снегом, но в муравейнике зияли отчего-то черные дыры. Кто-то нарыл в нем нор!
Я подошел поближе, наклонился, и тут из норы высунулся серый длинный нос, черные усики и красная шапка и снова раздался крик:
«Клей! Клей! Клей!»
И, размахивая зелеными крыльями, вылетел из муравейника наружу Муравьиный царь.
От неожиданности я отпрянул, а царь Муравьиный полетел низом между деревьями и кричал:
«Клей! Клей! Клей!»
«Тьфу ты пропасть! – думал я, вытирая пот со лба. – Клей, говорит. А чего клеить-то? Чего к чему приклеивать? Ну и жизнь!»
Между тем Муравьиный царь отлетел недалеко, опустился на землю. Тут был другой муравейник, в котором тоже чернели норы. Царь нырнул в нору и пропал в глубине муравейника.
Тут только я понял, кто такой Муравьиный царь. Это был зеленый дятел.
Не всякий видывал зеленого дятла, не в каждом лесу живут они. Но в том лесу, где много муравейников, обязательно встретишь зеленого дятла.
Муравьи – любимое блюдо зеленых дятлов. Зеленые дятлы очень любят муравьев. А муравьи зеленых дятлов терпеть не могут.
«А мне-то как быть? – думал я. – Я люблю и тех и других. Как быть? Как в этом во всем разобраться?»
Пошел я потихоньку домой, а вдогонку мне кричал Муравьиный царь:
«Клей! Клей! Клей!»
– Ладно, ладно, – бормотал я в ответ. – Буду клеить! Буду! Короче – постараюсь.
СНЕГОДОЖДЬ
Я выглянул в окно узнать, какая погода, и не понял, что там на улице – снег или дождь?
Мутным, серым был воздух, и с неба летело на землю что-то непонятное. Были видны и дождевые капли и вялые снежинки.
– Снегодождь. Опять снегодождь.
Как долго, как мучительно вставала зима в этом году. Выпадет снег – и сразу весело станет. Достанешь санки – и на горку, кататься. А пока едешь на санках с горы, снег уж растаял, пашешь носом землю.
– Что за времена? Что за зимы? – вздыхала Орехьевна. – Никогда теперь не будет настоящей зимы.
– Надоел снегодождь, – говорил я. – Нужен снегопад.
Как-то в конце декабря, ночью, вышел я на улицу.
Все зимние звезды и созвездия были передо мной. И небесный охотник Орион, и Псы – Большой и Малый, – и Возничий, и Близнецы.
– Что же такое делается-то? – обратился я к Ориону. – Снегодождь.
И тут тряхнул Орион плечом, и с плеча его полетела на землю звезда, за нею – другая, третья. Начался настоящий декабрьский звездопад.
Затихли скоро звезды, угасли, и откуда-то из черных глубин ночи явились снежинки. Звездопад превратился в снегопад.
Повалил снег валом, и вся деревня – дома и сараи – превратилась вдруг в сказочный город.
И сразу мне стало ясно, что снег этот лег окончательно и надолго и будет лежать до тех пор, пока виден на небе Орион. Значит – до самой весны.
СНЕГИ БЕЛЫ
Холодные уже наступили времена. Темные настали долгие ночи. Вечерами все сидит Орехьевна у окна, вяжет варежки и напевает:
– Сирени теперь долго не дождаться, – сказал я. – Про сирень – не время петь. Зима на носу. Грачи последние улетают.
– Про сирень всегда время петь. И зимой, и летом.
Она отложила вязанье, глянула в потолок и вдруг запела:
– Снеги белы выпадали.
– Охотнички выезжали! – подхватил я.
Так мы пели и глядели в потолок – наверно, потому, что откуда-то оттуда, из высот запотолочных, ожидали мы снега.
А наутро, когда я проснулся, Орехьевна сказала:
– Накликали мы с тобой, зазвали, наманили…
Необыкновенно светло было в избе. Серебряный, снежный свет шел из окон.
Я надел валенки, выскочил на улицу.
