разбирался, даже горькие её кончики, ну такие, вроде саночки детские, и те не выбросил. Рёбра обсосал, а когда приступил к спинке, тут на меня стали наседать зрители.
– Говори смысл надписи, – покрикивали некоторые, вроде Ковпака.
Я прямо и не знал, что с ними делать, никак не давали леща дотаранить. Стал отводить удар.
– Вы знаете мою мечту? – спросил.
– Не знаем! – орут.
– Так вот, я мечтаю увидеть человека, который умнее меня. Понимаете?
– Да что такое, – орут. – Неуж такого нету?
– Не знаю, – говорю, – может, и есть. Мечтаю увидеть и поговорить, да всё никак не встречаю… вот такая мечта…
– А Суер, – орут, – Выер?
– А если он умнее, пускай и надпись трактует.
– Тельняшка давно на мне, – ответил Суер, – а леща ел только ты, так что у тебя передо мной преимущество – съеденный лещ. На весах мудрости мы равны, но лещ перевешивает. Толкуй!
– Ну что ж, друзья, – сказал я откровенно, – смысл я, признаться, понял, ещё когда вы леща искали и за пивом бегали, но отказаться от леща тоже не мог. Так вот вам, смысл этого стихотворения заключается в том, что СМЫСЛА НЕТ.
– Хреновина! Это не толкование! А как же ЛЕЩ?
– Нету смысла. Как вы сами видели, я и ПИЛ, и ЛЕЩА ел, и НАТЕЛЬНУЮ ВЕЩЬ вы мне сами подарили, я имел всё, несмотря на призыв поэта не пить, а покупать. А насчёт сундучка вот что: во-первых, это не сундучок, а вроде ларец, такие ларцы делали для богатых дам минувшего времени, открыть их можно было просто ноготком. У меня нету дамского ногтя, но есть рыбья кость. Попробуем, – и я взял обсосанное и сомкнутое с хребтинкой рёбрышко леща и сунул в замочную скважинку.
Тыркнул, тыркнул – не получилось.
– Э-э-э-э, – заэкали на меня во главе с лоцманом, – какой фрак выискался, умней него нету, косточкой, дескать.
Я помочил кость в пиве – покарябал внутри, ещё помочил, ещё покорябал, и вдруг послышался звук «чок» – и полилась дивная музыка Моцарта и Беллини, прекраснейшая сюэрта, написанная для валиков на колокольчиках.
Под бемоли сюэрты крышка стала приоткрываться, и из глубины волшебного сундучка поднялись две изысканных фигуры.
Одна – в богатом халате, в красной феске с тюрбаном, другая – в клетчатых брюках, полосатой шляпе.
И фигуры, кланяясь друг другу, изысканно вдруг заговорили – оказывается, в сундучке был спрятан органчик. Звуки их голосов я и вынужден записать здесь в виде короткой и благонравной пьески.
– Из дальних ли морей
Иль синих гор
Любезный ты вернулся, Никанор?
– Из Турции приехал я, Сергей,
Привёз ушных
Серебряных серьгей.
– Где ж серьги те?
– Да вот они в ларьце,
Который формою похож на букву «Це».
– О, красота!
Диковина!
Неуж
Они послужат украшеньем уш?
– Весьма послужат!
Посмотри, мой друх,
Какая красота для женских ух!
Смотри, какие на серьгах замочки!
– С такою красотой,
Засунутою в мочки,
Они весьма нас будут соблазнять!
Тут Никанор поклонился, наклонился, нырнул куда-то в глубь сундучка и вынул серьгу.
О!
