оставалась ясной.
– Так вот, вторым Копперфилдом я там не стану. И какими хорошими зрителями ни являются американцы…
Петр раскрыл было рот, собираясь что-то сказать, но передумал, решив дослушать.
– …и какие бы деньги я там ни зарабатывал, все равно это
Фокусник задумчиво покачал головой:
– Хотел, было дело. Только это было давно и неправда. И я достаточно выступал перед нашей публикой, кстати, к этому вопросу мы еще вернемся, чтобы разочароваться в ней. И меня тянет как раз туда, откуда ты приехал, только возможности нет.
– В общем, хорошо там, где нас нет, – усмехнулся Данила.
– Возможно, – не стал спорить Петр. – Хотя Грибоедов мог и ошибаться. Счастье в нас самих и все такое… Только до меня не доходит, чего ты на самом деле хочешь добиться.
Несмотря на солидную дозу выпитого, Петр смотрел на него внимательным, изучающим взглядом.
– Того же, что и все артисты: слава, известность, престиж…
Была еще одна причина, но о ней он решил не говорить даже своему бывшему учителю. Возможно, потом, когда наступит время. Ведь иллюзионисты никогда не раскрывают всех своих тайн, а если и раскрывают, то это может оказаться очередной иллюзией, отвлекающим маневром, во время которого исполняется настоящий трюк.
Но все, что он сказал фокуснику, было правдой. Просто не всей.
– Ну, хорошо. – Петр понял, что ему вряд ли удастся переубедить Данилу, но решил сделать последнюю попытку: – Зрители. Ты ни на что не обратил внимания, когда наблюдал за моим выступлением?
– Я понимаю, о чем вы говорите, Петр Зиновьевич.
– Не думаю, что до конца понимаешь. Не очень воспитанные и малокультурные люди были всегда, и в мое время тоже, чего уж там… Но они не представляли собой основную зрительскую аудиторию. Теперь же посмотри вокруг: фильмы, книги, песни – все это рассчитано на примитивных людей, на серую массу…
– Вы сгущаете краски, не все так плохо.
– Все еще хуже, Данила! Теперь искусство поставлено на коммерческую основу, цель которой – деньги, деньги, деньги. Любой ценой!
– В Америке то же самое.
– Нет, не то же. – Петр начал горячиться. – У нас берут для примера только худшее и довольно успешно внедряют это в массы. И именно этот мусор определяет сегодня массовую культуру. В качестве нормы – сплошной примитив, который и является новым стандартом!
То ли коньяк был тому виной, то ли долговременное отсутствие нормального собеседника, но Петр разошелся не на шутку. Он уже почти кричал, лицо покраснело, и Дфаниле пришлось его успокаивать:
– Петр Зиновьевич, поверьте, все не так плохо. В театр и клубы ходят разные люди, правда?
Фокусник замолчал, приходя в себя.
– Что-то я распсиховался. Извини, наболело.
– Я вас понимаю. И предлагаю сделать то, о чем вы мечтали, – поднять наше искусство на ту высоту, на которой оно еще не было в этой стране.
Данила похлопал учителя по руке:
– Никаких дискотек, ресторанов и клубов, только если мы сами решим, что это необходимо для определенных целей. Только театры.
– Только театры… – повторил успокоившийся Петр. – Действительно, там нет столиков со жратвой, водки, обкуренных малолеток… И с какого театра думаешь начать?
Данила улыбнулся и показал. С балкона был прекрасно виден подсвечиваемый прожекторами Оперный.
– Вот даже как. Ну, ты сразу замахнулся. – Петр озабоченно покачал головой.
– А чего мелочиться? – Тон Данилы стал серьезным, а лицо приняло жесткое выражение. – Или делать все по высшему разряду, или не делать вообще.
– Ну, тогда, – засопел Мастер, – если отговорить тебя не вышло, придется помочь, а то наворочаешь тут дел…
– Я знал, что вы согласитесь. – Данила снова улыбался.
Все складывалось просто отлично.
Но тогда он еще не знал, чем обернется его возвращение в родной город.
Глава пятая
На высокую башню можно подняться лишь по винтовой лестнице.
Его разбудил телефонный звонок.
– Мистер Даниель?
– Да? – Он прокашлялся. Не надо было вчера столько курить.
– Вам звонят из города, соединить?
– Да.
Он повернулся на кровати и зажмурился: шторы были раздвинуты, и по глазам резанули яркие лучи солнца.
– Даня?
– Да, Петр Зиновьевич… Доброе утро.
– Какое утро? – послышался недоуменный голос. – Час дня уже. Давай, приезжай ко мне. Запиши адрес.
– Сейчас. – Он пошарил по тумбочке и наткнулся пальцами на ручку. – Диктуйте.
Записав адрес, он позвонил администратору и заказал такси. Затем принял холодный душ, окончательно смывший сон, и открыл окно. В номер ворвался шум проспекта и свежий весенний воздух, смешанный с выхлопными газами проезжающих внизу автомобилей.
К входу подкатил старый «Мерседес» с желтыми шашечками на крыше.
Через двадцать минут он вышел возле серой панельной девятиэтажки и поднялся на второй этаж. Дверь открылась сразу.
– Заходи… Ну ты и спишь!
– Я в самолете не спал.
Данила прошелся по единственной комнате. В одном углу застеленная шерстяным одеялом кровать, в другом – беспорядочное нагромождение личных вещей вперемежку с реквизитом. В комнате висел запах табачного дыма, жареной яичницы и кофе. Общая атмосфера запустения показывала, что хозяин плевал на уборку и на то впечатление, которое эта обстановка производит на возможных гостей. Хотя гости, как показалось Даниле, здесь бывают нечасто.
– Идем на кухню. – Мастер потер красные глаза. – Сейчас я чайник поставлю.
Данила с опаской присел на расшатанный табурет и спросил:
– Что-то случилось?
– Слушай меня внимательно. Я всю ночь не спал…
– Заметно.
– И вот что я придумал. – Петр положил перед собой старый исписанный блокнот. – Ты еще не передумал?
– Нет. – Данила усмехнулся. Несмотря на усталость, глаза Мастера светились азартом.
– Тут некоторые наброски, план, так сказать. В принципе он у меня давно в голове был, я ведь планировал, как сделать это шоу, только… В общем, слушай…
Он заглянул в блокнот:
– Во-первых – ты не должен нигде выступать до шоу. Вообще не должен показывать никаких фокусов.
– Согласен, – Данила зевнул, но Мастер не обратил на это внимания.
– Во-вторых, на всех встречах, презентациях и интервью ты должен вести себя, как истинный джентльмен. Никаких братаний, лобызаний и прочего панибратства. Ты Звезда!
