– Возьми, – повторила Митиль и улыбнулась ему. Улыбку немного подпортило бесстрастное выражение ее взгляда – казалось, ей совершенно безразлично, съест ли он на самом деле лепешку, или нет.
Медленно, словно во сне, он взял кусок лепешки и положил ее в рот. Угощение показалось ему неправдоподобно вкусным.
Со вздохом облегчения девушка приникла к нему, поцеловала и, усевшись рядом, прижалась. Кто-то наполнил прозрачный хрустальный кубок и предложил его Агнару, и он, отпив из него, понял, что не может оставить ни капли напитка – настолько тот вкусен. Алое вино, – он не знал, как назвать его иначе, – приятно пощипывало язык, оно не было сладким и не было терпким, утоляло жажду и веселило кровь, и восприятие сразу же обострилось, стало глубоким, всесторонним. Отпивая из бокала, он то и дело целовал в губы Митиль, на ее губах он чувствовал вкус того же вина, и это необычайно волновало его.
Он едва ли воспринимал происходящее. Лишь тогда, когда рука его вдруг натыкалась на меч, неизменно лежащий рядом, в голове немного прояснялось, и он начинал понимать, что сидит за длинным дубовым столом, поставленным прямо в лесу, под кронами деревьев, или же танцует с Митиль какие-то странные танцы, или же лежит с нею на пышной охапке сухих листьев. Когда он сидел за столом, он замечал, что вокруг уже ночь, и зелень кое-где пронизывают слабые искорки звездного света, но притихший, окутанный мглою лес помимо того был освещен удивительными, должно быть колдовскими светильниками в виде больших хрустальных шаров, наполненных мягко переливающимся пламенем. Если же он танцевал или предавался любви, вокруг всегда царил полдень.
Но Агнар не видел в этом ничего странного. Он замечал присутствие магии, но молодого мастера это не удивляло, потому что воспринималось как должное. Чудесный лес, длинный пиршественный стол, укромные уголки в зарослях молодого орешника и Митиль стали его вселенной.
По крайней мере, на какое-то время.
Не сразу, далеко не сразу он смутно почувствовал – кажется, что-то идет не так.
Лежа на спине, он смотрел в пронизанные солнцем листья над головой и молчал. В голове медленно- медленно, будто преодолевая сопротивление, формировались мысли и образы, от которых он успел отвыкнуть. В частности, у него возник вопрос: «Что происходит?»
– Кто ты? – с трудом спросил он.
Голос, будто отвыкнув звучать, ему не повиновался. Он поспешил положить руку на меч, и стало немного легче.
Девушка гибко приподнялась и наклонилась над ним. Он ощутил ее тревогу.
– Почему ты всегда держишься за этот предмет? – спросила она, улыбаясь, и одновременно с кокетливой брезгливостью косясь на клинок. Но на этот раз он куда отчетливее заметил в ее взгляде равнодушие к его словам.
Агнар слегка потянул меч за рукоять, обнажил край клинка и положил на него ладонь. В голове совсем прояснилось, он приподнялся, сел и посмотрел на девушку. Та припала к земле, будто змейка, и настороженно следила за ним.
– Кто ты? – спросил он резко. Она молчала. – Говори.
– Разве ты не знаешь? – застенчиво улыбнулась девушка. – Меня называют Митиль.
– Ты альв, не так ли? – молодой мастер смотрел на девушку с притворным бесстрастием, но в душе у него медленно, но верно поднималось бешенство, смешанное с ужасом. – Ты – альв?
Она молчала и смотрела на него безжизненными глазами призрака.
– Ты – альв, – повторил он, все понимая. – Зачем тебе это было нужно?
– Оставь меч, – сказала она.
Митиль плавно поднялась с земли, и через мгновение уже была одета. От кокетства и милого женского лукавства не осталось ничего.
– Почему тебя так волнует меч? Ах да, – он перехватил ножны и вынул клинок. Полоса узорной стали вдоль дола блеснула матово и серебристо – так тщательно она была отшлифована. – Ведь альвы не могут коснуться железа, да?
– Могут, – презрительно бросила девушка. – Мы касаемся и при необходимости пользуемся железом. Ваш человеческий род полон предрассудков.
– Понимаю, – молодой мастер задумчиво изучал точеное лицо альвийки. – Железо препятствует наложению чар, правда ведь? Ладно. Я даже, пожалуй, не буду спрашивать тебя, зачем я тебе понадобился. Если ты сейчас выведешь меня отсюда обратно в мой мир.
Агнару показалось, что она колеблется, и он решительно направил на нее кончик клинка. Девушка поневоле бросила на металл опасливый взгляд, и личико ее на миг исказила гримаска, сделавшая ее из красотки уродливой гарпией. Это почему-то принесло ему облегчение, – теперь можно было поверить в то, что ее красота – это всего лишь альвийская магия.
– А ты думаешь, тебя порадует твой родной мир? – спросила она, выговаривая слова медленно и как бы с напряжением. – Здесь ты никогда не погибнешь, никогда не станешь жертвой болезни, и горе не коснется тебя здесь. Только веселье и радости…
– Я не желаю жить в этом вашем мире и хочу в свой, – раздельно, уже сдерживая ярость, произнес он.
– Ты мог бы остаться хотя бы ненадолго…
– Я сказал нет!
Он приподнял меч, как бы обозначая свои намерения. Неприятно было угрожать оружием женщине, но другого выхода он не видел. Лезвие блеснуло у самого горла альвийки – Агнар боялся коснуться ее металлом: мало ли что, вдруг она просто испарится, если ее потрогать мечом, кто их, нелюдей, знает – и девушка слегка улыбнулась. Улыбка показалась ему недоброй, впрочем, она быстро исчезла, и он, раздраженный, не обратил на нее внимания.
– Что ж… Идем, – певуче произнесла Митиль. – Хочешь обратно в свой мир – ты попадешь
