клиента самые дорогие туфельки и фату, прелестное ожерелье, перчатки и даже букетик белых цветов. Мэлокайн расплатился, не глядя. Моргана, приколов фату с вуалью и надев украшения, стала в его глазах так прекрасна, что ему было боязно даже коснуться ее рукой – казалось, одно неверное движение, и она развеется, словно клок дыма. Он так и не решился притронуться к девушке, забрал тючок, в который продавщица свернула ее прежнюю одежду, сунул себе подмышку, и лишь в дверях протянул ей локоть – чтоб могла опереться на него, спускаясь по ступеням.
Моргана не сразу решилась положить руку на его.
В Брачном бюро их расписали за пятнадцать минут. К пяти часам вечера тамошняя чиновница уже так устала, что едва ворочала языком. Когда спрашивали согласие невесты, Моргана долго молчала – в этот момент сердце Мэла замерло – но потом все же кивнула головой. Ставя подпись в книге регистрации, Мортимер с облегчением вздохнул. Несчастная девушка могла заартачиться просто потому, что ее расстроенный ум не мог оценить собственной нужды. Чтоб помешать кому-либо обратить внимание на ее нездоровое состояние, мужчина изо всех сил корчил прежнего «неулыбчивого шкафа», и усталые работники бюро не заметили, насколько пуст и рассеян взгляд невесты.
Ему пришлось оставить юную жену у лестницы, чтоб побегать по кабинетам этого учреждения, но зато, когда он выскочил к ней под конец, в руках у него была бумага, где стояло имя Морганы и отмечено ее право на получение гражданства Центра.
– Ты устала? – спросил он ее участливо.
Девушка отрицательно покачала головой.
– Мы можем заглянуть в ресторан. Хочешь?
– Как пожелаете, – прошептала она.
Мэлокайн взглянул на ее усталое лицо и вздохнул.
В ресторан они так и не пошли. Но и в скальное убежище не вернулись. Мортимер снял номер в городской гостинице и приказал подать праздничный ужин туда, хоть и сомневался, что его юная супруга в самом деле захочет чем-нибудь угощаться. Он оказался прав – девушка лишь поломала ложечкой пирожное, но зато выпила больше пяти бокалов вина.
– Может, лучше тебе поменьше пить? – с тревогой спросил он, боясь, что на женщину с нездоровой психикой спиртное окажет плохое воздействие. Моргана покорно опустила бокал. – Ты устала?
Девушка отрицательно качнула головой.
– Хочешь принять ванную?
Кивок.
– Тебе помочь? – он заметил панику в ее глазах и тут же замахал руками. – Я просто предложил.
Она ушла. Доев баранину с гарниром из овощей, Мэл скинул пиджак на спинку кресла и потянулся. В гостиничном номере была только одна спальня, с большой двуспальной кроватью. Разумеется, немыслимо лечь на одну постель с Морганой, но рядом с кроватью в спальне стоит диван. Именно там мужчина собирался переночевать. Шум воды в ванной давно стих, и Мэл заглянул туда, чтоб ополоснуть лицо. Он тщательно растер лицо и грудь жестким полотенцем, а потом швырнул его на пол и шагнул в спальню.
Свет стенного бра был притушен, но не выключен. В полутьме смутно белело шелковое белье на разобранной кровати. Поверх полуоткинутого одеяла лежала Моргана. Она была абсолютно обнажена.
Матовое совершенство ее тела ослепило Мэла. Он машинально прикрыл глаза ладонью. Ему показалось, что вся кровь его тела потоком прихлынула к щекам и запеклась там. Перехватило дыхание, и свет двух ночников показался ярким, как вспышка кометы. В этом свете ясно, будто сияние бликов на гранях драгоценного камня, ликвидатор видел ее длинные сомкнутые ноги, широкие шелковистые бедра, дивную грудь, длинную шею, чуть прикрытую черными локонами рассыпанных по подушке волос.
Девушка лежала на спине, плотно закрыв глаза, и из-под ресниц на виски сочились слезы.
Опомнившись, Мэлокайн торопливо накинул на девушку простыню.
– Зачем ты так? – зашептал он. – Зачем?
– Ведь... вы... мой муж, – выдохнула она, ежась.
– Ну, так и что же? Разве ты хочешь каких-то отношений со мной?
– Я... так ведь полагается...
– Ерунда. Все будет так, как захочешь ты. Успокойся. Вот, – он заметил на кресле аккуратно сложенную сорочку и протянул ей. – Надень. Спи спокойно. Я переночую в гостиной, – и вышел, прикрыв за собой дверь.
Не закрыв – только прикрыв. Он все еще боялся, что она может что-нибудь себе сделать.
Он не спал всю ночь, но от неожиданной бессонницы не страдал ни минуты. Лежал на диване и смотрел на полоску бледного света, сочащуюся сквозь щель между дверью и притолокой.
Глава 8
Руин вылетел из портала пулей – такое бывает, когда переход ставится через множество миров, с большой затратой энергии – и его распластало по какой-то шершавой стене. Вцепившись руками в эту преграду, принц понял, что стена кирпичная, с грубыми швами, от который откалываются чешуйки цемента и норовят забраться под ногти. Держась рукой за стенку, он с трудом выпрямился и попытался оглядеться.
Это оказалось не так просто. Зрение туманилось, словно он смотрел сквозь воду или очень густой, странно колеблемый ветром туман. Руин разглядел только, что стоит у глухой стены тупика, а перед ним, освещенная ярко-желтыми фонарями, тянется улица. Не слишком широкая, но и не самая узкая, и высокие дома по сторонам – дома с темными окнами. Там, где окна были не темные, в свете домашних ламп едва колыхался ажур кружевных занавесок. В воздухе чувствовался неприятный, душноватый запах, да под ногами шелестели бумажки и какой-то мусор.
Принцу было очень плохо. Мысли разбегались, но одна мысль получилась довольно четкой: Руин с ужасом понял, что он ничего не может сделать. Он отдавал себе отчет в том, что, если не сделает что- нибудь с блоками, то через несколько минут просто умрет от истощения. Блоки на его запястьях налились свинцом, ему казалось, что они увеличиваются в размерах и вот-вот задавят его. Они висели на его руках, как две ядовитые змеи, присосались, будто пиявки. Боль терзала его нутро, словно тело залил расплавленный металл, кровь молотами билась в висках, и вскоре грязная улица, залитая светом фонарей, померкла перед глазами. Молодой маг не верил, что может умереть. Но ему приходилось признавать, что обстоятельства иногда бывают сильнее.
Словно смертельно раненое животное, которое не думает, а лишь действует – как угодно, как только может, лишь бы действовать – он подался вперед и на подламывающихся ногах двинулся вдоль стенки. Он уже не видел, не слышал и даже не чувствовал, и не заметил, когда же, наконец, колени его подкосились, и он рухнул лицом вперед, небытие не пришло, оно лишь продолжилось...
Берн Айарда, которого за пристрастие к пиву соответствующего сорта называли «Инно», уже много лет служил в подразделении уличного патрулирования, то есть попросту в полиции, и по опыту своему прекрасно знал, что ничего серьезного здесь никогда не случается. Ходить по ночным улицам столицы Асгердана человеку в форме так же безопасно, как хорошему магу – не будут же злоумышленники стрелять или резать прямо у него на глазах. Самое большее, с чем приходилось иметь дело – хулиганы да пьяные. Неприятно, конечно, но приходится. Служба в структурах Закона сулила любому работнику высокое положение и обильную пенсию, от всего этого не хотелось отказываться.
Поэтому, когда Берн разглядел под стеной валяющееся тело, сперва он, конечно, хотел пройти мимо, но потом сообразил – если соседи пожалуются, что на улице валялся пьяный, а никто и внимания не обратил, пожалуются. Он оглянулся было на напарника, но тот что-то застрял возле машины, наверное, опять проверял барахлящий счетчик бензина.
Айарда подошел к лежащему под стеной человеку и недоумевающее почесал в затылке. Тот не напоминал оборванца в лохмотьях, наоборот, был одет неплохо – и очень странно. С маскарада, что ли? Точно, пьяный. Берн ткнул неподвижного человека ногой, но тот не шевельнулся.
– Эй, Оуэн! – позвал полицейский. – Тут еще один набравшийся. Весельчак. Поможешь?
Когда подошел напарник, они смогли подхватить обмякшее и потому особенно тяжелое тело под локти и дотащить его до машины. Благо патрульная колымага была рассчитана в том числе и на такие ситуации – задняя дверца открывалась широко, а порожек опущен почти на самое днище. День накануне был обычный, рабочий, непраздничный, поэтому и пьяных на улице напарникам больше не встретилось. Небрежно уронив
