станет представительницей одного из центритских кланов. Она улыбнулась Мэльдору, а потом и матери, и пожелала им счастья. Только Деборе она позволила себя обнять, и мать расплакалась на плече у дочери о тех тяготах, которые пришлось перенести несчастной дочке. Принцессе пришлось утешать ее.
А вот разговора с Мэлокайном у Деборы не получилось. Она жадно впилась взглядом в молодого мужчину, такого рослого, что ей приходилось задирать голову, чтоб посмотреть ему в лицо, в бесстрастное, ничего не выражающее лицо. Мэл остался в рамках вежливости, он представился матери, как мог бы взрослый пасынок представиться мачехе, которую не любит, но с которой вынужден сохранять видимость хороших отношений. Но никакой ласки и любви Дебора не увидела от него. Даже радости от их встречи он не выразил. Раскланялся с ней и тут же повел Моргану к креслу – девушка была уже вполне здорова, но ему все казалось, что ей нелегко ходить.
На глазах у Деборы вскипели слезы обиды. Но она была очень гордой, потому, взяв себя в руки, лишь вздернула голову и отвернулась. Ей еще предстояло понять, что в сложившейся ситуации гордость неуместна, имеет значение лишь любовь сына.
Мэльдор заказал ужин из ближайшего ресторана, и, после того, как официанты расставили на столе еще горячие яства, откупорили бутылки и получили по счету, они исчезли, оставив семью в покое. Отец, внезапно разбогатевший на троих детей, сиял, словно получил огромный доход или выиграл сложнейший процесс. Он пригласил всех за стол, решив, что оставшиеся дела можно решить и позже.
Но у Мэлокайна не было сил терпеть. Впрочем, и Моргана уже почти все поняла. Она переводила изумленные глаза с матери на отца, с отца на Мэла, с Мэла на мать, приоткрыв рот, и огромные синие глаза ее, казавшиеся особенно выразительными на побледневшим лице, взглянули на ликвидатора вопросительно. И он не выдержал, принялся объяснять ситуацию, сперва смотрел на нее, а потом и опустил голову. А в результате разговора он и не сомневался – разве захочет женщина оставаться в браке с братом?
Молчание воцарилось в доме. А потом его руки ласково коснулась мягкая, нежная рука, такая легкая, что он даже не сразу почувствовал ее. Моргана осторожно коснулась его руки, он поднял взгляд – девушка смотрела на него, и по щекам ее потоками лились слезы. От слез глаза красавицы казались еще больше, и Мэл почувствовал, что тонет в них, как в океане.
Ее губы дрогнули, словно Моргана пыталась улыбнуться. Мужчина чувствовал на себе взгляды двоих новых братьев, матери и отца – все они молчали и, казалось, боялись даже шевельнуться. В тишине, наверное, можно было бы слышать, как жужжит муха, если бы в доме Мортимера-отца имелась хоть одна муха. Мэлокайн стоял столбом, в растерянности любуясь своей женой и одновременно сестрой, и боялся даже вздохнуть.
– Ты теперь не захочешь, чтоб я была рядом? – тихо, как вздох, прозвучал голосок Морганы. Она порывисто вздохнула и прижала свободную руку к губам. К восхитительным губам, которые, казалось, только для того и существуют, чтоб их целовать.
– Я люблю тебя, Моргана, – произнес он хрипло. – Люблю тебя, и никто мне больше не нужен. Но зачем тебе твой брат?
– Я тебя люблю, – она спрятала лицо в ладонях. – Ты самый... Ты не такой, как все. Ты – особенный. Ты – единственный, чьей женой я хотела бы быть. И ни за кого больше я никогда не захочу замуж.
– Тебе только так кажется, родная, – нежно произнес Мэлокайн, осторожно прикасаясь к влажному черному завитку волос у нее над виском.
– Значит, ты меня гонишь?
– Я? Нет, конечно. Как я могу тебя прогнать? Ведь я люблю тебя.
– Как сестру?
– Если бы как сестру, то и не о чем было бы говорить.
Она опустила руки и посмотрела на него.
– И я нужна тебе, несмотря ни на что? Даже то, что было со мной...
– То, что с тобой было – это лишь череда бед, обрушившихся на человека, который этого совершенно не заслужил. Немыслимая тяжесть для любой женщины. Успокойся, родная, – он осторожно погладил ее по плечу, следя, как она на это отреагирует, готовый, если девушке не понравится ласка, немедленно отдернуть руку. – С тобой больше ничего подобного не случится.
– Я хочу быть твоей женой, – сказала Моргана храбро. Она избегала смотреть на Руина, будто чувствовала его отношение к происходящему, но говорила все равно. – Я хочу остаться твоей женой.
– И тебя не останавливает то, что мы – такие близкие родственники?
– Нет, – она горько усмехнулась. – С отцом у меня уже было, – Руин сделал предостерегающее движение – за объяснением брата и сестры он смотрел очень мрачно, очень пристально, готовый в любой момент вмешаться. – Пусть будет с братом.
– Моргана, что ты говоришь? – резко произнес принц. – Вас с Мэлокайном связывают близкие родственные отношения. Отец, что же ты молчишь? – возмутился он, посмотрев на Мэльдора и даже не заметив, что впервые прямо назвал его отцом.
– Ох, мне бы лучше помолчать, – дипломатично улыбнулся юрист. – Сам я в определенном смысле являюсь плодом кровосмешения. Конечно, мой отец – аж восьмиюродный внучатый племянник моей матери, но по клановым законам бессмертные, принадлежащие к одному клану, какова бы ни была степень родства, являются ближайшими родственниками.
– Одно дело – скольки-то-юродный племянник. Еще и внучатый. Другое дело – брат и сестра. Полнородные.
– Почти полнородные.
– Ну, это как посмотреть.
– Я вот как считаю – если Моргане хорошо с Мэлокайном, а Мэлокайну хорошо с Морганой, то и слава Богу. Они оба – взрослые люди, пусть поступают, как хотят, – голос Мэльдора звучал безапелляционно. Впервые из уст мягкого и вежливого юриста Руин слышал такую твердость, которая была достойна мужчины, выросшего в Провале. Впрочем, Мэльдор ни на кого не пытался давить – ведь разговор шел не с влюбленными братом и сестрой, а с Руином, который имел к этому опосредованное отношение.
– Я считаю, что Моргане будет лучше, если теперь же...
– Я считаю, – перебил Мэльдор, – что Моргана может решить этот вопрос сама.
Руин удивленно посмотрел на сестру, та испуганно и одновременно очарованно поглядывала то на Мэлокайна, то на новоявленного отца.
– Но... Моргана не привыкла сама решать, – неуверенно возразил Руин – и подумал, что, кажется, поступает так, как поступал его отец. Эта властность, эта привычка все решать за сестру впервые обратила на себя его внимание, и принцу стало стыдно за то, что он когда-то в глубине души упрекал сестру за слабость характера. Если сам он теперь рвется управлять ее жизнью, то какое право он имеет ее упрекать, пусть даже и не в глаза.
– Так пусть учится, – ответил Мэльдор, улыбаясь. – Ты знаешь, в Центре иначе не проживешь. Здесь у нас законы от каждого совершеннолетнего гражданина требуют самостоятельности, вне зависимости от того, женщина он или мужчина.
– Он?..
– Не придирайся. «Он» гражданин – или «она» – неважно.
– Но разве брат и сестра могут состоять в браке?
– Нет. Не могут. Но состоят.
– Но их брак могут признать недействительным.
– Пока никто его еще не признал, – ответил Мортимер-отец. – Я не собираюсь вмешиваться в личную жизнь своих детей. А тебе – не советую лезть в личную жизнь твоих брата и сестры. Они и сами разберутся. Плохо ли, хорошо ли – сами.
– Кошмар, – Руин взялся за голову.
– Вы закончили нас обсуждать? – улыбаясь, спросила Моргана. Улыбка у нее была очаровательная. Мэлокайн, как зачарованный, любовался ею.
– Пока нет. Моргана, подумай вот еще о чем. Твой нынешний муж, твой брат – ликвидатор. Он тебе об этом говорил?
– Нет, – девушка перевела взгляд на Мэлокайна. Тот был бледен.
