ткань. Король и виду не подавал, что ему может быть больно от хватки хищной птицы.
— Должно быть, его учили, — заметил он.
Корнуоллец широким жестом обвел все, что было в домике, — небольшой очаг без вытяжной трубы, скобленый стол и две лавки, свернутую и уложенную в углу постель и развешанные на брусе крученые бечевки разной длины, нарукавники из такой плотной кожи, что ее не пронзили бы и когти стервятника, колпачки на длинных завязках, ногавки и прочие принадлежности ястребиной охоты. Очевидно, что именно хозяин дома обучал этого ястреба. Ричард сдернул с бруса один из нарукавников и обмотал запястье. Посадил ястреба обратно на руку, и тот с удовольствием вонзил когти в привычный предмет. Следом государь снял подходящий по размеру колпачок, нахлобучил его на птицу — ястреб отнесся этому спокойно.
— Государь… — позвал Дик.
Король обернулся, но и прежде того молодой рыцарь понял, что именно тот собирается сделать, потому и позвал.
— Что тебе, Уэбо?
— Не надо,государь.
Лицо правителя Англии скривилось в презрительной гримасе.
— Довольно. Молчать, Уэбо, твоего совета мне не нужно.
Его демонически-темные глаза блеснули, и Дик внезапно понял, почему, несмотря ни на что, он вряд ли оставит короля. Нет, не только потому, что он — его отец. Но еще и потому, что Ричард обладал особенной притягательностью. Иногда казалось, что это привкус запретного плода, греха, того, что сам ты себе вряд ли когда позволишь. Может быть, ощущение силы, окружавшей его облаком. А может, это всего лишь дар лидера, который может быть глупым, может быть мудрым, может быть даже неудачником, но лидером он быть не перестает.
Этому человеку не хотелось противоречить, да это и бессмысленно.
И Дик промолчал.
Они вышли из хижины — Дик впереди, напряженный, следом довольный Ричард. Он считал ниже своего достоинства следить за тем, что происходит вокруг, — по примеру всех венценосных и просто знатных особ он плыл над толпой, и его ухо воспринимало только ликующие крики. Так что итальянца, появившегося из- за купы низкорослых лавров, корнуоллец заметил первым. И стал следить, как тот шел с лукошком в руках, как прибавил шаг, заметив чужих возле домика и как вовсе припустил бегом, увидев ястреба на рукаве английского короля. Крикнул что-то на чистом итальянском — Дик не понял смысла сказанного, разобрал только местоимения. Король даже не обернулся.
Итальянец швырнул лукошко и замахал руками, лицо у него было недовольное и вместе с тем испуганное. Предчувствие заставило молодого рыцаря насторожиться. Мужчина, судя по всему, хозяин домика, кинулся к Ричарду, Дик заступил ему дорогу. Быстрый итальянский, из которого корнуоллец, однажды около двух недель деливший груду соломы вместо кровати и миску похлебки с ломбардским купцом, мающимся от безделья (это было еще в Йорке), и запомнивший около двух сотен слов на этом языке, растерялся. Что ему говорил хозяин хижины, он понять не мог, но зато понимал жесты.
А со стороны поселка бежали еще несколько человек, по виду крестьяне, но зато с палками.
— Государь, он просит оставить ястреба, — произвольно перевел молодой рыцарь сперва для себя на английский, а затем вслух — на французский, потому как Ричард, выросший в Аквитании и Лангедоке, английский воспринимал как неродной и знал едва-едва.
— Нет. Так и переведи ему. Я — король!
— Я не могу перевести, государь. Я не знаю языка.
— Но ты же понимаешь его!
Дик хмуро посмотрел на итальянца, чьи жесты постепенно становились угрожающими.
— Сложно не понять, чего он хочет.
— Переводи! — безапелляционно потребовал Ричард, по логике всех власть имущих, которые слышат лишь то, что хотят слышать.
Дик пожал плечами и попытался объясниться при помощи жестов и тех немногих слов, которые пришли ему в голову. Он с тоской вспомнил Джиованну, которая понимала его французский, как он понимал ее итальянский. Один из родителей у нее француз, должно быть…
— C’est un rein…[18] Англия, король, comprendilo[19]? Это теперь leur epervier[20]… Пусть это будет un regalo[21]. Tu comprends[22]?… Ты, comprendere[23]?…
Но его вряд ли слушали и, конечно, не понимали. Крестьяне размахивали руками и посохами, похожими на пастушьи, итальянские слова из них так и сыпались.
— Maledizione[24]! — сердито крикнул хозяин хижины.
Все остальное, что он еще наговорил, Дик не понял.
— Non capisco[25]… — сердито признался он. — Parlare in francese? Tu… comprendere[26]?
Нет, in francese они, похоже, не понимали и совсем не говорили на этом языке. Отчаявшись, корнуоллец сделал пальцами понятный всем народам жест — скруглил их так, словно показывал монету.
— Quanta costa[27]? — спросил он.
— Non posso[28], — сердито ответил итальянец.
— Что он говорит? — поинтересовался Ричард, уже слегка теснимый крестьянами и оттого крайне недовольный.
— Что не может продать этого ястреба.
— Я не собираюсь его покупать, — разозлился король. — Он и так мой!
— Santa Cielo! Non prenderlo!…[29] — и снова слова, совершенно непонятные, к тому же сыплющиеся, словно горох.
— Что он говорит?
— Просит, чтоб вы не забирали ястреба.
— Нет. — Ричард качнул головой. — Переводи ему. Живо!
— Хм. — Корнуоллец повернулся к итальянцу и развел руками. — Non[30] .
Хозяин домика оскалился и внезапно выхватил у стоящего рядом с ним селянина длинную палку. Замахнулся на Дика.
Молодой рыцарь перехватил посох и пнул итальянца ногой. Очевидно, что переговоры закончились и теперь приходилось реагировать как в бою. Кроме того, следовало помнить, что на нем еще лежит обязанность охранять короля, хотя напоминать об этом государю, конечно, не стоило. Пинка и рывка на себя оказалось достаточно, чтоб сбить итальянца с ног, его посох остался у Дика. Тот несколько раз взмахнул им для пробы, при этом немного отогнал от себя двух крестьян и въехал по шее третьему, самому нерасторопному, который с особенно воинственным видом размахивал руками.
Но проблему это, конечно, не решило. Первые несколько мгновений Ричард даже не считал нужным вынимать оружие, потом все-таки выхватил меч и принялся отмахиваться от палок и вил. Ястреб, до того сидевший спокойно, занервничал, что им размахивают, даже попытался взлететь, хотя этого, пока на нем оставался колпачок, не мог, и король прервал схватку, чтоб посадить птицу на луку седла. Один из крестьян за его спиной выдернул из-за пояса нож, пригнулся было, вот по нему-то Дик врезал палкой так, что посох переломился. Отмашкой полоснув обломком по чьему-то лицу, тоже всерьез, молодой рыцарь ощутил, как его щеку обожгли капли чужой крови. Судя во результатам, удар палкой калечит больше, чем удар мечом, — сразу из нескольких глубоких рваных ран брызнуло алое. Мужчина схватился за разорванное лицо и выбыл из схватки.
Корнуоллец отшвырнул обломок и пустил в ход кулаки. Одного из обладателей вил — ближайшего и на вид не слишком опытного — он съездил по лицу, отнял его «оружие» и пинком ноги попытался обломать двузубую часть. Не тут-то было — дерево для вил крестьяне подбирали хорошее, не в пример посохам. Удалось лишь сломать оба зуба, но шест все еще оставался слишком длинным, чтоб действовать им свободно. На какое-то время молодому рыцарю пришлось нелегко, он отбивался от нападающих чем попало
