Молодой рыцарь вытащил из сумки тяжелую кольчугу и привычно нырнул внутрь ее, затянул пояс.
Серпиана выглянула из-за палатки и подошла, поглаживая рукой лук. Она опять была в мужской одежде, но к этому уже привыкли и лишь пошучивали, что Анна Лауэр из Стирлинга, видимо, запамятовала, какого она пола. Девушка не обижалась. Она просто не обращала внимания на шутки, даже когда они выходили за рамки невинности. Она лишь делала так, как считала нужным, ни на кого не оглядываясь.
— Хорошо было бы, если б ты забрала Трагерна и быстро-быстро ушла куда-нибудь, — сказал Дик, убирая волосы под грубую сетку, на которую надевался войлочный подшлемник. — Вернее, не «куда- нибудь»... Отправляйся в Ларнаку. Золота у тебя достаточно, чтоб нанять корабль. А еще лучше было бы, если б ты смогла перейти в свой мир. Ты знаешь соответствующее заклинание?
— Что случилось?
— Я отправляюсь на штурм, и, если погибну, здесь станет опасно.
Глаза Серпианы вспыхнули, в них впервые появилась истинно женская тревога и ласковое беспокойство. Девушка слегка улыбнулась:
— С чего ты это взял?
— Должно быть, у меня есть причины, раз я так говорю. — Он помолчал. — Король обещал в случае моей гибели убить тебя и Трагерна. На моих похоронах.
— Ну вряд ли он так сделает. Это, наверное, просто шутка.
Дик покачал головой, и на его лице было написано извечное: «Ох женщины, женщины...»
— Я знаю, о чем говорю. Впрочем, как ни странно, маги и люди, обладающие магической силой, — как, кстати, и мой отец, — почитают языческие обряды. Так что от короля можно ожидать обещанного. Кроме того, он никогда не грозит, знаешь ли. И не шутит. Словом, не о чем спорить. Забирай Трагерна и уходи.
— Ты уже приготовился умирать?
Он посмотрел в ее глаза — они сияли нежностью и загадочной улыбкой, которую он любил больше всего. Поистине, она прекрасней, чем может быть какая-либо иная женщина. Он не заслужил такого счастья, как возможность быть с ней, — мелькнуло у него в голове. Это ошибка судьбы.
— Всякое может случиться.
— Правильно. И ни к чему заранее ставить на себе крест. Ты не погибнешь. Ты не можешь погибнуть.
— Любой человек может.
— Ты не любой. Но если даже с тобой что-то случится, поверь, я и не подумаю бежать. Я хочу остаться. Ты подарил мне два года жизни. Этого вполне достаточно, чтоб при необходимости спокойно принять неизбежность своей смерти. Кроме того, я еще не христианка. Мне не кажется странным погребение девушки в одной могиле с погибшим женихом, — она помедлила, — особенно если девушка не возражает.
— Я не хочу, чтоб ты погибла.
— Я имею право самой решать, как поступать? Ты ведь не считаешь меня своей собственностью?
— Нет.
— Значит, смирись с моим выбором. Я никуда не уйду.
Сказано это было так просто, словно они решали, что приготовить на ужин или сколько ткани на новую рубашку приобрести у крестьянки. Он смотрел на нее в изумлении: прежде ему казалось бессмысленным ждать от девушки такой выдержки и спокойствия перед лицом смертельной опасности. «Впрочем, — подумал он, — она слишком необычная девушка, чтоб мерить ее общими мерками. Наверное, она права. Но раз так, я не могу погибнуть. Я не должен... — Он поколебался и, подняв глаза к небу, мысленно произнес: — Я очень хотел бы уцелеть в этом бою. Но сейчас Тебе, Господь мой, вручаю свою жизнь, и да будет на все Твоя воля. Тебе ведь лучше знать, как все должно быть...»
Молитва была наивной и немного смешной, но она приободрила Дика. Он надел шлем, повернулся, но Серпиана удержала его за плечо. Она торопливо сняла с шеи и протянула ему свой кулон — черный камень на тонкой цепочке.
— Возьми. Надень его. Может, он тебя охранит.
— Не надо никакой магии, — поморщился молодой рыцарь. — Не хочу.
— Это не магия. Свойства, которыми обладает этот камень, присущи ему от природы. Возьми.
Он опустил голову, и девушка надела украшение ему на шею. На потемневшей от смазки кольчуге камень казался совсем простеньким. Впрочем, оно и хорошо. Кто же носит ценные вещи на виду? Дик мимолетно подумал, как бы в бою не порвать цепочку, и сразу же забыл об этом.
Лестницы уже приставили, и солдаты лезли по ним на стены, правда, благополучно взобраться еще не смог ни один. Усердствовали англичане потому, что прекрасно знали: первому, кто заберется на стену и после боя сможет принять награду, она непременно будет вручена. Кроме того, первому достанутся самые лакомые куски добычи. Ведь в любом городе можно найти и дома богачей, и городскую казну. А Лефкосия — город большой, богатый. Вот уж где можно грабить от души.
Дик подошел к своей полусотне и оглядел ожидающих его солдат. Среди них были те двадцать семь человек, которые уцелели после захвата ворот Килани, остальные участвовали в этом штурме и знали, что за человек молодой граф Герефорд. Все это были отборные воины.
— Вперед, ребята, — сказал он просто. — Чем скорее доберемся до города, тем больше нагребем в карманы. Кто первый?
По обе стороны от надвратной башни, к которой уже подволокли таран, поставили сразу шесть лестниц, полезли все разом, уповая на то, что сверху не польются потоки кипятка, — смолу, к счастью, горожане израсходовали в первый же час штурма, видимо, ее запасы были не так уж велики. Дик лез третьим и старался почувствовать, что происходит наверху, между зубцами стены. Хотя, даже если он успеет почувствовать опасность, что он сможет изменить? Много ли времени нужно, чтоб выплеснуть ковш кипятка на вражеского солдата? Щит, который он выставил над головой, помог бы немногим. Но от стрел он, по крайней мере, спасал.
То, что Дик не видел, куда карабкается, его не беспокоило. В сознании молодого рыцаря виденье того, что происходит впереди, над ним и за стеной, органично сливалось с ощущениями и интуицией. Доверять ей он привык уже не меньше, чем к присутствию в его жизни необычной силы. Формулы и знаки, которые должны были позволить ему воспользоваться теми или иными своими способностями, приходили на ум сами собой, машинально произносились им и воплощались так естественно, что он даже не воспринимал их как применяемую им магию. Просто необычные способности, данные от природы и развитые. В общем, так оно и было. Этот факт освобождал молодого рыцаря, воспитанного в христианской вере, от угрызений совести. Зачем относить к запрещенному церковью колдовству то, что дано ему от рождения, что само пришло к нему и не наносит вреда ни окружающим, ни его собственной вере?
Он слегка отвел край щита, чтоб удобней было перебраться через мертвого солдата, повисшего на лестнице, зацепившись одеждой за неспиленный сучок, и едва успел поднять руку вновь — в щит вонзилась стрела. Удар был так силен, что едва не сбросил его на землю. Дик прижался к лестнице, а в следующий миг зрением, не имеющим отношения к физическому, ощутил сверху, в паре метров от себя, человека с шестом. Удобный такой шест, с рогатиной на конце, как раз чтоб отталкивать лестницы. Всей силой своего желания жить рыцарь-маг ударил киприота по коленям.
Скорей, скорей... Уронив щит, чтоб освободить вторую руку, он преодолел оставшийся метр по лестнице быстрее, чем успел выпрямиться воин с шестом, и кинулся на него, сбивая с ног. Они покатились по булыжникам прохода прямо под ноги ошеломленным солдатам императора Комнина, которые совершенно инстинктивно отскочили назад, расступаясь вокруг дерущихся. Англичанин и киприот тузили друг друга, забыв об оружии, а через край стены уже лезли солдаты короля Ричарда.
Молодой рыцарь с размаху дал противнику в челюсть — удар обтянутой кольчугой перчатки был поистине сокрушителен — и вскочил на ноги. Он не был склонен шутить или играть в рыцарство, особенно если на кону стояла жизнь Серпианы... да, конечно, и Трагерна тоже, ведь этот бестолковый друид ни за что не сможет позаботиться о себе сам. Поэтому Дик прихватил меч лорда Мейдаля, и теперь волшебный клинок крушил щиты с легкостью, которой нечего и ожидать даже от лучших клинков родного Дику мира. Граф Герефорд наседал на киприотов и ругался, как солдат, — рубящихся рядом воинов это подбадривало. Они встали справа и слева от него, рвались прикрыть и спереди, и, пожалуй, если б не они, молодой рыцарь
