не уцелел бы даже благодаря дивной кольчужке и мечу.
Человека так легко убить, пусть он и обладает необычными возможностями. Хотя иной раз, наоборот, убить его слишком трудно.
Молодой рыцарь вскочил на внутренний край стены и пробежал по нему до самой надвратной башни. Киприоты пытались повалить его на землю, ударяя по ногам, но им это не удавалось — Дик словно чувствовал попытки достать его и уворачивался, даже если сметающий выпад следовал сзади. То и дело смерть на острие клинка оказывалась в четверти дюйма от него, запаздывая лишь на миг. Молодой рыцарь не знал, что за сила хранила его, но даже не задумывался об этом — ему было некогда и неинтересно. Только бы уцелеть, только бы не попасть под чей-нибудь меч! Но остаться на стене со своими солдатами, опираться и дальше на их поддержку он не мог — две лестницы из трех были опрокинуты, отряд стремительно таял, и если не отвлечь от них внимание, скоро окажется, что вся затея была совершенно бессмысленной.
Цель казалась Дику очевидной. С другой стороны башни англичанам удалось укрепиться, и они уже пробивались к лестнице, ведущей вниз. Киприоты начинали паниковать, а молодой рыцарь понимал: как только удастся открыть ворота, ребятам на стене станет легче. Какой смысл скидывать англичан с зубцов стены, если они уже вовсю рвутся в ворота? Киприоты наверняка кинутся в замок Лефкосии и там укроются, а у Дика с королем был разговор только о городе. Чем быстрее он сможет открыть ворота, тем быстрее закончится это нелегкое испытание его удачливости.
Рыцарь-маг рубился, чувствуя, как ноют мышцы и как звенит в голове, начинающей болеть от беспощадного солнца. По лицу градом катился пот, заливал глаза, а протереть их было невозможно — мешал шлем. Иногда Дик переставал видеть и отмахивался вслепую. Его спасало лишь то, что большинство его противников страдали от того же. До лестницы он добрался, воя от напряжения и даже не замечая, что воет. Сказать по правде, вокруг стоял такой шум, в котором сливались грохот оружия, крики и ругань, что его, наверное, никто и не слышал. Иногда столкнувшиеся лицом к лицу или даже просто стиснутые в давке противники забывали об оружии, сцеплялись врукопашную, молотили кулаками, пинали ногами, кусали зубами защищенные лишь тканью участки тела.
Люди в бою превращались в зверей.
Но это было скорее благом и спасением, чем ужасом. Это помогало уцелеть, борясь за жизнь, несмотря на усталость, страх и кажущуюся безнадежность, на одном только инстинкте.
Дик ринулся на заслонившегося от него щитом киприота и толкнул его спиной вперед с лестницы. Защитник Лефкосии загремел вниз, увлекая за собой соратников, а кого-то просто сбивая с ног, и молодой рыцарь пробежался вслед за ним по выщербленным ступенькам с такой непринужденностью, словно на прогулке. Кинувшегося на него героического юнца с мечом, опущенным слишком низко, он безжалостно пнул ногой в лицо, свалил на землю и прыгнул сверху — это сократило ему путь к лебедке, с помощью которой можно было открыть ворота города.
Из-за створок доносилось мерное «у-ух» и звуки ударов в такт. Рыцарь-маг налег на лебедку, киприоты кинулись его оттаскивать — почему-то никому не пришло в голову просто убить предприимчивого англичанина, понадобилось сперва отволочь в сторонку. А сверху, топоча по лестнице, уже бежали солдаты короля Ричарда, они навалились на лефкосийцев, сотворив великолепную кучу малу, кто-то присоединился к командиру, графу Герефорду, и тоже стал толкать колесо лебедки.
Ворота буквально взмыли на толстых тяжелых цепях, и разогнавшиеся нападающие, неся на руках тяжеленный таран, вбежали в город. Заостренное и закаленное бревно почему-то испугало киприотов, и они живо убрались с дороги.
Отирая пот со лба, Дик расхохотался, когда мимо него, таща громадную деревяшку, с воплями пробежали солдаты. Сделанный по правилам таран на колесах, с бревном, окованным металлом, раскачивающимся на цепях, был всего один. Его Ричард приказал поставить у западных ворот, потому что именно к ним вела самая лучшая дорога. Но их створки оказались особенно прочными, должно быть, по той же самой причине — удобней всего подвозить дерево и металлические скобы. Правда, судя по всему, он не слишком рассчитывал на таран, поскольку сам во главе конницы ждал как раз против южных ворот — тех, на которые отправил Дика.
Наверное, более явного знака доверия и не могло быть.
Киприоты, отступив от ворот, должно быть, почувствовали досаду, что так легко сдались, и остановились. Но возвращаться, тем не менее, не стали, вместо этого спрятались за углом и похватали луки.
Влетевшую в ворота конницу встретила туча стрел.
Дик вдруг резко выдохнул, словно его кто-то ударил под дых. В доспехе да сидя на коне защититься от стрелы очень сложно. Молодой рыцарь рванул вперед, проскочил мимо лошадей, рассыпавшихся по маленькой лефкосийской площади перед воротами, чудом увернулся от копыт ставших на дыбы коней — и поймал падающего с седла короля Ричарда.
И, конечно, не удержал — государь в полном доспехе был почти в полтора раза тяжелей его. Вместе они сползли на землю, и Дик, пытаясь подняться на ноги, поддерживая отца, ощутил под ладонью что-то мокрое.
Глава 11
Короля перенесли в первый же очищенный от киприотов дом и освободили от доспехов. Рана оказалась серьезной, ее как следует перетянули, и Монтгомери бросился за лекарем, благо их при войске всегда хватало. Дик закрыл за ним дверь и задвинул засов.
Король, лежавший на белоснежных простынях, казался очень бледным и прерывисто дышал. Рыцарь- маг положил ладонь ему на грудь, закрыл глаза, и дыхание раненого стало ровнее. Снаружи застучали в дверь, но молодой граф Герефорд не слышал или не хотел слышать — его охватило бешенство и холодная решимость добиться своего. Он сорвал повязку и стал мягкими, массирующими движениями стягивать края раны. Камень на его груди вспыхнул яркими алыми искрами, серебряная цепочка нагрелась, браслет же оставался все так же незаметен. Ток крови замедлялся у него на глазах, и рана становилась все меньше и меньше, пока не превратилась в узкую багровую, довольно глубокую царапину на светлой коже.
Правда, в теле отца Дик чувствовал еще и легкую лихорадку, непонятно чем вызванную, с которой не смог бы справиться так просто. Он понимал, что одно, наложившись на другое, непременно убило бы короля, а значит, нужно было приложить все усилия, чтоб ему помочь. Он лечил, не умея лечить и не слыша тревожных голосов за дверью.
Потом очнулся, подошел и отодвинул засов. В покои ворвались Монтгомери, двое солдат, видимо, пытавшихся высадить дверь, и боязливо вошел лекарь с двумя учениками. Лекарь был монахом, судя по длинному черному балахону и большому деревянному кресту на груди.
— Что здесь происходит? — с порога завопил Эдмер. — Что, черт возьми, ты здесь делал?
— Повязка напиталась кровью. Я сменил ее, — спокойно ответил Дик. На мечи, направленные на него, он не обращал внимания, словно и не видел.
— Черт побери, ты что, лекарь? Отвечай, лекарь?
— Нет.
— Так какого черта ты лезешь туда, куда тебя не просят лезть? — Монтгомери нервно, зло дернул головой. — Много на себя берешь.
Лекарь же просто фыркнул раз-другой... Особенно насмешливым стало его фырканье, когда он коснулся перевязанного места.
— Повязка совсем не затянута, — бросил он, не оборачиваясь. — Так не остановишь крови даже у овцы. Безобразие, молодой человек, лезете делать и совершенно не умеете даже самого главного... Граф Монтгомери, вы не правы, рана совсем неопасна, это просто царапина. Ерунда. Но для пущей пользы королю хорошо было бы сделать кровопускание.
Кровопускания были в моде.
Внезапно пришедший в себя король резко выбросил вперед руку и схватил лекаря за горло. Тот побелел.
— Смотри, как бы я тебе не сделал кровопускание, — прохрипел король.
— Государь, это необходимо для хорошего самочувствия...
— Я сказал, как бы тебе не почувствовать себя слишком хорошо!
