— Что такое? — простонал мученик. — Ты куда собрался?
— Вслед за королем, на берег. Похоже, его величество соскучился по хорошей драке. Притом сарацины посмели взять город до его прибытия, так что государь будет крошить их в капусту. Я уж постараюсь проследить, чтоб не покрошили в капусту его самого.
— Делать тебе нечего...
— Служба такая.
— Я с тобой, — заявила Серпиана, надевая шлем. Она была в кольчуге и, кажется, подобно королю не стаскивала ее с себя ни разу за время путешествия, но по другой причине: железная рубаха прекрасно маскировала грудь.
— Осталась бы ты лучше на корабле.
— Будет странно, если оба твои оруженосца будут бить баклуши, пока ты сражаешься. Это нелогично, согласись.
— Спорить с тобой...
— Вот и не спорь!
Король Английский едва дождался, когда спустят сходни, и прогрохотал на пристань, где валялось несколько трупов да какие-то пустые бочонки. Пристань упиралась в полусгоревшие склады — как в большинстве случаев, подобные сооружения возводились как попало и потому легко горели. Король, лязгая наплечниками и нагрудником, бежал довольно неуклюже (тащить на себе восемьдесят футов доспехов — дело нелегкое) и неторопливо, потому Монтгомери, Герефорд, а потом и остальные легко догнали его. Дик попытался пристроиться спереди — и едва успел увернуться от королевской секиры.
— Назад! — гневно прорычал государь.
«Да уж, — подумал Дик. — Действительно, лучше не лезть».
Сарацины были очень заняты и потому заметили английские корабли слишком поздно. Суда шли вдоль берега, внезапно появились из-за скалы — когда редкие дозорные, наконец, обратили на это внимание, да добежали до отряда соратников, да объяснили, в чем дело, — англичане уже ворвались в западные ворота. Дозорных было совсем мало, а в одиночку или даже вдвоем закрыть тяжелые створки невозможно. Отряд сарацин как раз подбегал к воротам, когда англичане ворвались в город и накинулись на врага, размахивая мечами, булавами и шестоперами.
Воины Саладина были измотаны штурмом и уличными боями. Они устали таскать на себе доспехи, устали от жаркого солнца и яростного сопротивления франкского гарнизона. Они почти обессилели, а англичане сыпались прямо с кораблей — свежие, хорошо отдохнувшие, даже, кажется, неплохо перекусившие. Сытый солдат — почти непобедимый солдат, это известно всем. Сарацины последний раз ели ранним утром, до рассвета. То есть давно.
Франки прошли сквозь сирийцев, как нож сквозь масло. Ричард, разозленный неудачей с Иерусалимом, бунтом вассалов французского короля, неуместным, не ко времени появлением Саладина на земле, которую уже считал своей, рубился с самозабвением берсерка. Он и в самом деле был прекрасным воином, не только сильным и умелым, но и выносливым.
Отряды англичан рассыпались по улицам Яффы, вырезая попадавшихся по пути сарацин, которые, перепуганные внезапным появлением сильного вражеского войска, просто разбегались. Они что-то громко кричали, и улицы на пути короля-рыцаря стремительно пустели.
— Что они кричат? — Ричард остановился, снял шлем, оставшись в кольчужном капюшоне, надвинутом на подшлемник, и вытер лоб.
Десяток воинов немедленно подняли щиты, защищая своего государя от шальной стрелы или дротика. Среди заботливых подданных был и Дик
— Государь? — переспросил Монтгомери, решив, что обращаются к нему, но не поняв, что от него требуется.
— Герефорд, что они кричат?
Дик сосредоточился и попытался вслушаться в панические мысли бегущих людей. Образы, возникающие перед ним, были сумбурны и путаны.
— Они кричат что-то вроде «Король Английский» или «Ричард»... Нет, не так. А, вот! Они кричат: «Англичанин!»
На лице Плантагенета появилось выражение жестокой радости, как в тот день, когда он впервые услышал свое прозвище — Львиное Сердце — из уст мессинца, поднявшего бунт против чужаков. Королю Английскому так понравилось прозвище, брошенное как своеобразное оскорбление, что он даже к бунтовщику отнесся снисходительно — приказал казнить просто и без затей. Он надел шлем и махнул секирой:
— Вперед! Герефорд, веди своих людей в замок!
Войска короля Английского повалили потоками из восточных и южных ворот Яффы на внешний круг укреплений. Кто-то из дозорных все же успел добежать до военного лагеря на берегу чахлой речушки без имени, сообщить эмирам Саладина о нападении, и оттуда, гремя круглыми щитами, вскоре выходила сарацинская пехота, выбиралась конница. Впрочем, они уже никак не успевали отстоять хотя бы часть города, даже внешние укрепления были почти заняты, так что войскам оставалось лишь защищать свой лагерь.
Чужаки сбросили с невысоких валов, кое-где укрепленных каменной кладкой, последних мусульман и засели с луками на изготовку — не суйся, кто хочет жить. А вскоре над валом, защищающим город, выросла внушительная фигура в смутно знакомом Саладину шлеме, в черненых доспехах. Встревоженный султан медленно выехал из лагеря, едва сдерживая горячившегося коня. Разумеется, он хотел знать, что случилось, и эмиры притащили к нему сразу нескольких воинов, благополучно выбравшихся из города.
— Король Английский? — изумился Саладин. — Это войска Англичанина? — Он покачал головой. — И где же он сам?
— О светлейший, вот он на холме со своими людьми.
— Как! — воскликнул султан. — Такой король — и стоит пешим посреди своих людей! Это неприлично!
Он с укором покачал головой (ох уж эти христиане) и скомандовал войскам идти в атаку.
А Дик, отделившись от королевского отряда, со своими тремя сотнями направился к яффскому замку. Замок жался к скале, но, как ядрышко в орех, был включен в кольцо городских стен. Должно быть, когда-то сирийцы возле своего селения, богатеющего на морской торговле, возвели каменную крепостцу, потом замок, а потом каменные стены окружили дома и, в свою очередь, оделись несокрушимой кладкой. Камень добывали в ближайших каменоломнях, в тех же горах, на которых стоял город, а потому казалось, что замок просто вырос из скалы таким, каким он должен быть. У его стен даже сохранились остатки рва, давно засыпанного.
Ворота были захвачены англичанами с ходу, через полчаса после того, как армия Ричарда вошла в город, первый двор тоже. Но дальше пробиться не удалось. Сарацины, как собака в кость, вцепились во внутренний дворик и ни за что не желали отступить и оттуда. И то сказать, проход во внутренний дворик, к двери донжона, был довольно узок, длинен и замечательно простреливался. Ворота сарацины закрыть не смогли, потому что какой-то разъяренный англичанин в приступе священного гнева изрубил топором скобы для засова. Но зато воины султана предприимчиво навалили в самом узком месте кучу всякой дряни — поломанную телегу, дрова, какую-то мебель, остатки обгоревшего тарана — и прятались за этим валом, обстреливая нападающих из коротких, но тугих луков.
— Огня! — приказал Дик.
Лучники засуетились, стали искать паклю, смоленую пеньку, даже сухую хвою — все, что отлично горит и что можно примотать к наконечнику. Нагнувшись над вытащенной откуда-то жаровенкой, один из них мучился с кремнем и огнивом.
— Милорд! Поблизости от ворот есть лавка ароматических средств. На всю улицу воняет! — крикнул кто-то из солдат Герефорда.
— Бегом туда! — оживился молодой рыцарь, с лета поняв намек. — Тащите любое масло, какое сможете! Да, возьми с собой еще пятерых. Слышишь?
Последнее распоряжение Дик кричал уже в спину расторопному и сообразительному солдату.
Возведенное из подручных средств укрепление облили розовым, лавандовым и фиалковым маслом из
