немцев практически не было. Мы легко захватили их позиции, взяли много пленных и пробили себе проход к шоссе.
У нас потери, конечно, были, но, по сравнению с вражескими, мизерные. Нашими гаубицами весь лесок, где располагалось немецкое подразделение, был превращён по виду в место, куда сразу упало нескольких метеоритов. Даже следы, где раньше располагались 88-мм орудия, нужно было ещё поискать. Уничтожили они и один танк, два других сожгли наши КВ.
Согласно приказу, не задерживаясь, мехгруппа двинулась к шоссе. Пленных собирали бойцы нашего заслона. Они же должны были подсчитать урон, который мы нанесли фашистам. Кроме этого, совместно с гаубичной батареей подразделение нашего узла обороны должны были контролировать рокадную дорогу, чтобы немцы не могли ударить в тыл мехгруппе. В 11:40 передовые танки вышли на шоссе и сразу же вступили в бой с немцами, двигающимися прочь от моста через реку Зельва. Конечно, боем это было назвать трудно, скорее это походило на избиение младенцев. Так же, как и трудно было назвать немецкую колонну упорядоченно двигающейся. Паническое бегство, вот как это можно было назвать. В несколько рядов, вперемешку: автомобили, конные повозки, бронетранспортёры и пешие гитлеровцы спешили обратно на запад. Вот вся эта суетящаяся масса на полном ходу и напоролась на наши танки.
Что тут началось, трудно описать словами. Стороннему наблюдателю показалось бы, что он смотрит фильм, снятый по роману Герберта Уэллса про нашествие марсиан. Так же, как в том романе, цепочкой перекрывая всю просеку, по которой пролегало шоссе, двигались железные чудовища, гоня перед собой обезумевшую толпу людей. Только вместо треножников это были наши танки КВ, а прямо за ними следом двигалась другая техника. Изредка стальные монстры изрыгали из себя огонь – это шёл обстрел находящихся впереди и заслуживающих внимание целей. За первой стальной волной шли наши бронеавтомобили и, как тракторной косилкой, пулемётами, зачищали пространство от живых людей. Что они пропустили или не успевали сделать, подчиняясь неумолимому ритму боя, заканчивала мотопехота, следующая позади всех на полуторках.
Единственный способ для немцев выжить, это, бросив все, бежать в лес, находившийся метрах в ста пятидесяти по левой стороне шоссе. Многие так и делали, но и такой вариант событий у нас был предусмотрен. В направлениях возможного бегства фашистов у нас работало три установки счетверённых пулемётов 'Максим'. Они были установлены в кузовах полуторок. Конечно, кому-то удавалось скрыться от их очередей, но это были истинные счастливцы ещё и потому, что их никто не собирался преследовать. Сомневаюсь, что выжившие после этого кошмара, когда-нибудь смогут спать спокойно. И наверняка, хорошие солдаты из них вряд ли теперь получатся. Кроме счетверённых 'Максимов', попыткам скрыться в лесу на технике должны были препятствовать танки Т-26. Они немного отставали от КВ и Т-34 и двигались вдоль леса.
Мой командный пункт находился в радиофицированном бронеавтомобиле БТ-10. И двигались мы вместе: с зенитной 37-мм установкой на шасси ЗиС-5, четырьмя полуторками и бензозаправщиком службы тыла, в сопровождении мотоциклистов. Располагались позади всех боевых порядков мехгруппы. Двигались не просто как балласт, у нас тоже была своя боевая задача – на месте, где был раньше расположен наш заслон, остановиться и, используя укрепления этого узла обороны, обеспечить тыловое прикрытие для зачищающих шоссе, остальных подразделений мехгруппы.
Добравшись до нашего бывшего узла обороны, я выбрался из бронеавтомобиля и начал обходить окопы. Как обычно меня сопровождал Шерхан, настороженно осматривающий все подозрительные места. Вскоре к нам присоединились Якут, ехавший в кабине одной из полуторок и начальник тыла мехгруппы интендант 2-го ранга Зыкин. Так, одной группой мы медленно обходили все укрепления этого узла обороны, с болью вглядываясь в лица погибших ребят. Они так и остались лежать в этих полузасыпанных окопах. Немцы, собрав своих убитых, наших оставили там, где есть.
Горечь окутала моё сердце. До боли было жалко этих молодых парней. Ведь именно я виноват в том, что недостаточно хорошо обучил этих ребят всем воинским премудростям. Но потом эти чувства сменила гордость за таких сынов России. Ни один из этих, недостаточно обученных бойцов, не покинул своего боевого поста. Все сорок восемь человек, оборонявшие эти укрепления, остались на своих местах и, как могли, сдерживали напор немецких солдат, прошедших 'огонь и воду'. Ни один из моих ребят не струсил, пытаясь спасти свою жизнь. По виду тел двоих из погибших было видно, что они подорвали себя гранатами, чтобы не попасть в плен к фашистам. В одном из них мы еле-еле опознали командира заслона младшего лейтенанта Павлова. Поблизости от его тела, на земле были видны засохшие пятна от пролитой кем-то крови. Знать не один ушёл наш герой, за собой он утянул несколько немецких ветеранов.
И ещё около одного тела я остановился и, оглядевшись, попытался представить последние секунды жизни этого героя. Лицо этого павшего красноармейца я хорошо запомнил. Это был Василий Рюмин, в начале июня, можно сказать, спасший меня от оргвыводов Наркомовской комиссии. Тогда он обучался в нашей 'отстойной' роте и во время посещения их занятий этой комиссией, потеряв ориентацию, запулил учебной гранатой в сторону группы собравшихся командиров. Помню, как потом я ему вправлял мозги, и он ещё неделю после занятий чистил ротные нужники. Потом его определили всё-таки в ездовые, как боец он так и не достиг нужного уровня. В этот заслон он, скорее всего, попал как конюх артиллерийского взвода сорокапяток. Каждое такое орудие передвигалось посредством пароконной упряжки. Но дело, конечно, не в этом, самое главное заключалось в том, что этот, далеко не лучший наш боец в свою последнюю минуту жизни собрался и всё-таки смог точно бросить противотанковую гранату. Для этого он зачем-то вылез из окопа, прополз метров пятнадцать под огнём, потом встал и метров с десяти поразил танк T-III. После этого его тело буквально напичкали свинцом. Когда Шерхан его перевернул, мы увидели, что грудь героя вся была страшно порвана десятками автоматных пуль. Зачем он покинул окоп и встал вблизи танка, теперь знает только один Бог, но свой долг, пусть и таким нелепым способом, Рюмин выполнил сполна.
Закончив этот печальный обход, я приказал захоронить героев. Хорошим местом для этого был бывший капонир сорокапятки на вершине высотки. Прямо в него попала немецкая авиабомба, углубив и расширив это орудийное укрытие, так что туда могли поместиться тела всех сорока восьми героев. Я подумал, что это место идеально для установки большого памятника погибшим ребятам. Он будет хорошо просматриваться с шоссе. И после войны все проезжающие по этой дороге смогут увидеть памятник тем, кому они обязаны своей жизнью. Себе я дал зарок, что приложу все силы, чтобы такой памятник соорудили на этом месте. Посмертные медальоны я дал команду не собирать, все документы погибших и так находились в штабе 681-го артполка. Их собрали ещё перед тем, как бойцы заняли этот опорный пункт. В принципе, каждый из погибших знал, что предстоящий бой, скорее всего, будет последний и приказа отступать не будет. И всё-таки они безо всяких пререканий и уловок, которые могли бы спасти жизнь, заняли эти укрепления и сделали всё что могли, чтобы остановить фашистов. Вечная память героям!
Когда мы попрощались с павшими, примолкшие бойцы начали занимать позиции в чуть подправленных окопах. Я, перекурив, направился к уже стоявшему в укрытии бронеавтомобилю. Боевая обстановка не располагала к душевным терзаниям и поминкам по погибшим товарищам. Моя тяжкая командирская ноша заставляла меня безостановочно действовать, нужно было заниматься делами живых. В своём передвижном штабе я опять заставил радиста попытаться связаться с Осиповым, а затем и с Пителиным. Может быть, из-за установленной дополнительной антенны, а может, из-за благоприятных атмосферных условий связаться удалось практически сразу и с тем и другим.
Осипов, этот серьёзный по всему мужик, как восторженный мальчишка оглушительно орал в микрофон, что наша засада полностью удалась. Что потери немцев колоссальны! И всюду, куда только доходит взгляд через стереотрубу, он видит только разбитую немецкую технику и трупы в форме мышиного цвета. Клочка свободной земли не видно, везде трупы, трупы, трупы…! Приданные 152-мм гаубицы использовали все имеющие снаряды под ноль. А всего у них было почти два боекомплекта на орудие. Наши сорокапятки тоже полностью использовали весь имеющийся на позициях боекомплект. Так же обстояло дело и в миномётных батареях. Немного снарядов оставили только 85-мм зенитные пушки. Мы ждали, что немцы предпримут ответный истеричный авиаудар по нашим позициям. Но самолётов люфтваффе не было видно, и Осипов принял решение начинать вывод гаубичных артполков под Слоним на запланированные позиции второй нашей засады. Я его осадил и приказал дожидаться темноты. Здесь наши пушки, замаскированные в лесу, немецкие самолёты вряд ли достанут, а на дороге раздолбают в два счёта. Бояться того, что совсем нет боеприпасов для гаубиц даже на полковом артскладе, не стоит – немцы вряд ли в ближайшие сутки сунутся в нашу сторону.
