Когда произошло то кошмарное землетрясение, мы находились на даче. Все ещё спали, когда раздался страшный треск и дом начал рассыпаться. Я спала на втором этаже и проснулась от того, что рядом с кроватью упала какая-то большая деревяшка. Я испугалась и забралась под кровать. Только я это сделала, на то место, где я лежала, начали сыпаться доски и всякие осколки. Один даже пробил матрас и оцарапал мне спину. Потом в комнату пробился папа, он вытащил меня из-под кровати, и мы с ним еле спустились по лестнице вниз и выбежали на улицу. Только мы это сделали, дом рухнул, и поднялась большая туча пыли. Мама начала сильно плакать, прижимая меня к себе, а папа, несмотря на пыль, начал заводить машину. Потом он, почти что силой, усадил нас в неё, и мы поехали, как сказала мама, в город. На окраине посёлка нас пытались остановить какие-то люди, они выбежали на дорогу и начали махать руками, но папа достал свой чёрный пистолет и погрозил им. Дорога сразу очистилась, и мы поехали в город.
Ехали долго, везде были глубокие трещины, мост через речку был обрушен. Папа даже сказал, что если бы не наш джип, то мы никогда бы не доехали до города. По Ростову ехали тоже очень долго, многие дороги были завалены обломками рухнувших домов, было много пожаров и поэтому очень дымно. Наш дом был поврежден не очень сильно, было несколько больших трещин у первого подъезда, где жила моя подруга Лиза. Было разбито много окон, с крыши упало много разных кусков, ими повредило все машины, стоящие у дома и убило несколько человек. Их тела так и оставались лежать на тротуарах, везде было ужасно много крови. Меня, чтобы я этого не видела, папа на руках отнёс в наш подъезд, там было всё засыпано стёклами. Лифт не работал, и нам пришлось пешком, по лестнице подниматься на наш шестой этаж. На ней были трещины, и некоторые ступеньки были наполовину разрушены.
Когда мы попали к себе на этаж, то не смогли открыть железную дверь. Пришлось папе опять спускаться к машине и взять нужные инструменты. Дверь пришлось открывать очень долго, несмотря на то, что помогать папе вышел наш сосед дядя Миша.
Когда мы попали в свою квартиру, то мама очень расстроилась — почти все стёкла были разбиты, телевизор упал с тумбочки, везде валялись мелкие предметы, попадавшие с полок. Папа всё осмотрел и быстро уехал, а мы с мамой начали всё убирать. Это было очень неудобно, света не было, было холодно и приходилось всё делать в верхней одежде. Часа через три приехал папа с каким-то дядькой. Они поставили стёкла в два окна, остальные заколотили фанерой, после этого стало немного теплей. А когда мы затопили наш камин, в этой комнате можно было ходить даже в майке. Папа, вместе с фанерой и стеклами, привёз много больших бутылок с водой и целую сумку с консервами.
После того, как этот дядька уехал, папа усадил нас с мамой на диван и сказал, что произошла большая катастрофа, и несколько дней нам нельзя будет выходить на улицу, придётся сидеть здесь, а пищу разогревать в камине. После этого он собрался и уехал, пообещав вернуться через несколько дней — когда отменят газовую тревогу. Вот мы с мамой и сидели в этой тёплой квартире больше недели, пока он не появился.
После появления папы, вся наша жизнь начала быстро меняться, через три дня, мы собрали кое-какие вещи и на нашей машине в большой колонне выехали в сторону шахт. Там мы жили сначала очень неплохо, еды хватало, у меня было много друзей. Иногда у нас даже были школьные занятия. Только там, где мы жили, не было окон на улицу и всё время чем-то неприятно пахло. Я называла место, где мы жили, пещеркой. Но к этому я быстро привыкла, к тому же рядом, в нашей пещере, была моя любимая мамочка.
Так мы прожили почти два года, папа на этой шахте был большим начальником, он распоряжался всеми продуктовыми запасами и именно он начал обменную торговлю с другими шахтами. Он же одним из первых вошёл в новую элиту, поэтому мы с мамой имели всё самое лучшее, а в еде ни в чём себе не отказывали. Но, постепенно, папа начал от нас отдаляться, даже мои друзья начали говорить, что у него на четвёртом уровне имеется целый гарем. Он начал у нас появляться очень редко и почти что всегда — выпивши.
Потом у нас в шахте произошёл бунт, люди просто обезумели, даже у нас, на элитном уровне, поднялась страшная суета и даже слышалась стрельба. Так было дня два, о папе ничего не было слышно, а мы с мамой очень испугались и всё это время сидели у себя в пещерке. Но однажды раздался громкий стук в дверь, мама открыла, и к нам ворвалось человек пять. У них у всех были автоматы, и они были очень страшные и злые, громко ругались. Когда мама попыталась что-то узнать о папе, один из них стукнул её прямо в лицо. Двое из этой группы были мне известны, они работали в папином департаменте и иногда бывали у нас в гостях. После того, как мама заплакала и упала на кровать, я бросилась к дяде Рубену с криком и жалобами, но он грубо оттолкнул меня и выкрикнул:
— Молчи, ублюдочная тварь, а то я лично сверну тебе шею.
Потом он повернулся к остальным и начал распоряжаться:
— Рустам, ты с двумя брателлами, бери эту валяющуюся суку и веди её на второй уровень, к другим блядям. Если опять начнёт орать, то дай ей ещё в рыло, а если и это не поможет, то можете засадить ей, по самое не могу. Я думаю, что сегодня это ещё можно будет сделать на халяву. Только не забудьте вставить ей в рот кляп, а то она своей мерзкой слюной забрызгает все стены. А я с Кузей, пока отведу маленькую сучку к другим малолеткам на пятый уровень. Встречаемся через тридцать минут в большой столовой, вроде, Комод хочет нам ещё что-то поручить.
Человек, который ударил маму, зло усмехнулся и сказал, сильно коверкая слова:
— Слушай, дарагой, а ти что, совсэм нэ хочэшь попользоваться этим элитным мясом. А-а! Хытрый ти, наверное, брэзгуешь тухлым мясом — хочэшь засадить свэжэнкой мартышке. Ай, нэ хорошо! С друзьями дэлиться надо, брат. Давай их обеих здэс будэм эбат. Ты как главный, будэш у нас пэрвый.
Дядя Рубен улыбнулся и ответил:
— Да мне уже за эти два дня от вида голых баб, блевать хочется. Не у всех же такой чугунный член, как у тебя. А что касается этой сопли, то там, в дырку только карандаш и можно вставить, да и то весь кровью измажешься. А, сам понимаешь, что эта хата Хасану достанется, он тебе за беспорядок, учинённый в его вотчине, быстро глаз на жопу натянет и моргать заставит. Так что, давай, отводи этот мешок с говном к другим коровам и не опаздывай в столовую, а то Комод ждать не любит.
После этих ужасных разговоров (прошло уже столько лет, а я до сих пор помню их, слово в слово), он за шкирку выкинул меня за дверь, и вышел сам. Вместе с ним вышел и другой человек, которого я знала — дядя Мирза. Они пинками погнали меня к центральному стволу шахты, там, на площадке, был установлен пулемёт, около него стояли три мужика страшного вида. Они очень грубо шутили, мы забрались в клеть подъёмника и спустились на пятый уровень. Там мы прошли по штреку, добрались до двери с решеткой, за ней увидели несколько больших помещений, это был приют для детей врагов народа. Так мне сказала надзирательница, которая встретила нас у входа. Она расписалась на листке бумаги и взяла меня у дяди Рубена. После этого кошмарного дня я никогда больше не видела не свою любимую мамочку, не своего папу.
В пещере этого приюта было очень темно, воздух был очень вонючий, у меня даже закружилась голова, и я чуть не упала. Когда я заплакала от пережитого ужаса, надзирательница, очень больно ударила меня по щеке и прошипела:
— Что, не нравится, как живут обычные люди, в обморок, гнида, падаешь? Ну, ничего, подожди, скоро забудешь свою прежнюю жизнь и жраньё из золотой тарелочки. Будешь не элитой, а грязной шлюхой для наших камрадов.
В её голосе было столько ненависти и злобы, что я не выдержала и снова заплакала, за что получила ещё один удар по щеке. Потом меня пинками заставили двигаться вглубь коридора, по обеим сторонам находились спальни и другие помещения этого центра содержания детей.
Сначала тут жили дети, эвакуированные из Ростовского интерната и Дома малютки, а затем сюда начали помещать детей врагов народа, да и просто тех, у кого родители умерли от болезней или погибли. В нашей спальне сначала было тридцать девочек моего возраста, и никто из них не верил, что я жила на элитном уровне и что папа мой распоряжался всеми продуктами шахты. Первые несколько месяцев они издевались надо мной и били меня, но потом как-то я сдружилась с несколькими девочками, особенно со Светой, и вместе с ними мы смогли дать отпор детдомовским заводилам. Тем более, детдомовские были все истощённые, часто болели и умирали. Места у нас быстро освобождались и через год нас объединили с девочками из соседней спальни, и опять, все кровати были заняты.
Примерно через полгода после этого, у нас в приюте произошли большие изменения. Всех мальчиков и
