— Братаны дали добро, — хлопнул рукой по подлокотнику кресла Карась. — Тутошние властя будут, надо, чтоб с душой сказал. От всех нас.
Он снял с пальца перстень и повертел перед глазами.
— О чем говорить-то? — с тоской огляделся по сторонам Николай. — Подскажи.
— Это, брат, ты сам знаешь, о чем, — прищурился Карась. — Короче, за родину, но с душой. Чтоб проняло.
— Задание понял, — пробормотал Николай. — Без поллитры не разберешься.
— Щас принесут, — успокоил Карась.
Действительно, лакей в черных брюках и белой рубашке с «бабочкой» вкатил в зал столик.
— Много не пей, — сказал Карась. — Но берешь ты хорошо. Поллитру уже вмазал?
— Не меньше, — кивнул Николай. — Слышь, у вас тут секреты всякие…
— Какие от тебя секреты! — гоготнул Карась. — Братва с Большого кольца собирается. Да не, о сурьезном уже пошаманили. Теперь так, с властями пересечемся. Тоже надо…
— Куда от них денешься, — согласился Николай. — Помощи, как говорится, не надо, лишь бы не мешали.
— Соображаешь, — поднял рюмку Карась. — Потому и позвали, со всем нашим уважением. Шмару хорошую даем.
— Чернявую? — припомнил отставник. — Под руку подвернулась.
Тут он слукавил. Белокожая брюнетка сразу бросилась ему в глаза. И ростом выше других.
— Ты, главное, не мельтеши, — похлопал его по колену Карась. — Бери, чего дают, и ни о чем не спрашивай.
— Есть, товарищ начальник! — подобрал распустившееся в последние два года брюхо подполковник.
На лестнице послышались голоса.
— Пошли сустрекать, — поднялся Карась. — Мы тут сегодня за хозяев.
В зал, переговариваясь, вошли десятка полтора человек. Без фраков, но в пиджаках. Двое, как и Карась, без галстуков. Почти все они были одного возраста с Николаем, может, чуть моложе.
Николай пожимал руки, улыбался, приглашал к столу. Незаметно рядом с ним оказалась Диана, и они раскланивались на пару.
«Прямо дворецкий с бандершой, — мелькнуло у него в голове. — С ней бы у меня получилось».
— Еще не вечер, — шепнула ему на ухо охотница. — Все будет хорошо.
— Может быть, — уточнил он.
— Что?
— Надо говорить: может быть, все еще будет и хорошо.
Она засмеялась.
Гости расселись. Николай оказался по левую руку от Карася. Девушки в набедренных повязках и кокошниках стали разносить закуски.
— Слишком много одежды, — сказал Николай.
— Чего? — повернул к нему голову Карась.
— Одежды, говорю, много. Я бы эти кокошники снял.
Карась хохотнул, налил полные рюмки себе и Николаю, поднялся.
— Ша! — громко сказал он.
Разговоры за столом прекратились
— Тост скажет поэт.
Он сел.
Николай встал, откашлялся.
«Главное, чтоб рюмка не расплескалась», — подумал он.
— Господа! — начал он. — Россияне! «Лицом к лицу лица не увидать, — написал поэт, — большое видится на расстояньи». И он был совершенно прав. Истинную ценность событий в России мы понимает только по прошествии многих лет. Произошла революция в России — и что? Крестьянство, наш русский корень, было разорено. Да, выиграли войну с немцами, но какой ценой? Сколько народу сгубили? Хотя, конечно, героизм был беспримерный. Горло грызли врагу! Но это потому — что русские. А ведь правительство в результате революции досталось нам инородное.
Николай покосился на чернявого субъекта, сидевшего обок него. Тот благосклонно кивнул головой.
— Да, инородное, — приободрился Николай. — Сталин, Каганович, не говоря уж о Троцком.
— И Ленин тоже, — подал кто-то голос.
— Ленин вообще, — поморщился Николай, — немецкий агент в пломбированном вагоне. Короче, вся революция была сделана на деньги Парвуса, и мы об этом сегодня знаем. Поэт написал: «Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской короны, но жаль мне, но жаль мне поруганных белых церквей»… Белых церквей! Вот чего лишили нас в последние сто лет, и лишили абсолютно умышленно. Россию отлучили от церкви!
Народ за столами оживился. Кто-то вскочил и хлопнул рюмку.
— Молоток! — сказал чернявый субъект.
— Ша! — постучал вилкой по бокалу Карась.
— О себе говорить нескромно, — продолжил Николай, — но в последние годы я бывал в горячих точках. Душманов душили, с чеченами разбирались…
— Мочили! — встрял чернявый.
— Мочили, конечно, — согласился Николай, — не водку же с ними пить. Но тост у нас, дорогие мои сородичи, был один — за Россию!
Он высоко поднял рюмку.
— «Россия, Русь! Храни себя, храни! Смотри, опять в леса твои и долы со всех сторон нагрянули они, иных времен татары и монголы…» Да здравствует Россия на погибель всем ее врагам — явным и тайным!
С грохотом отодвинув стулья, народ встал.
— Ряжские с тобой! — пробасил господин без галстука.
— И плавские!
— Клинские всегда!..
— Суздаль, между прочим, старше Москвы…
— За Россию! Ур-ра!..
Все выпили, тут же налили по второй, пулей пролетела третья. Садиться не стали, девок прогнали шлепками по заду. Банкет превращался в фуршет, стремительно скатывающийся к пьянке.
— Мы коломенские, — представился Николаю невысокий крепыш с усиками. — Будешь в Коломне — спрашивай Фому.
— Я как глава местной администрации, — протолкался к Николаю чернявый сосед, — всегда рад оказать содействие. Заходите…
Николай едва успевал чокаться, стараясь не упустить из виду Карася. Тот стоял в стороне с двумя братками попроще.
— Анжела ждет в третьем номере, — вывернулась из толчеи Диана. — Будет свободное время — заезжайте просто так. Поговорим…
— Конечно, — приобнял ее за талию Николай, — но с такой женщиной, как вы, говорить грешно. Охотиться надо!
Она улыбнулась.
— Пушкина ты хорошо ввернул, — подошел к Николаю Карась.
— Пушкин наше все, — согласился Николай. — Слушай, Карась, я чего-то не пойму… Вроде, ты здесь за старшего. Как у вас чины раздаются?
