Да что там, всей жизни! Стержень этот – глубокий патриотизм.
Приведу два высказывания Матвея Кузьмича которые, признаюсь, своей искренностью и удивительной актуальностью для нынешнего времени меня необыкновенно взволновали.
Первое относится к 1915 году и прозвучало в обращении к учащимся высшей и средней школы в связи с развертывавшейся все шире войной. «Еще горше материальных потерь, – говорил он, – потери нравственные, которые может понести наша нация в случае торжества тевтонов. Упадок духа, утрата самоуважения, веры в себя – эти потери равны уже национальной смерти, параличу творческих сил нации, гибели национального русского гения, так много вносившего в сокровищницу истинной общечеловеческой культуры». Вот о чем больше всего болит его душа! И разве нынче над нами не та же угроза?
Авторов высказывание – из года 1918-го. Но обращено опять-таки будто в наши дни: «Никакое совершенствование жизни, никакой прогресс невозможен для страны и племени, если все живые и творческие силы его будут уходить на сторону, не будут работать дома, на местах, если всегда будут смотреть в сторону, стремиться туда, где живется веселее и радостнее, чем в тихой, серой, заплаканной Родине».
Сам он никогда и никуда от Родины не стремился. Он остался с нею и после 1917-го, остался до смертного часа, решительно отвергнув все заманчивые приглашения в эмиграцию. Так же, как, скажем, Анна Ахматова, именно об этом написавшая:
Профессор Любавский становится одним из ведущих организаторов архивного дела в Советской России, активно участвует в подготовке кадров для этого дела, а многие ценнейшие архивы буквально спасает от гибели. И в 1929-м он заслуженно избирается академиком АН СССР.
Да, в следующем году его безосновательно репрессируют. Но не обида движет им, а прежнее желание служить Отечеству. Сосланный в Уфу, он продолжает заниматься историческими исследованиями, став сотрудником здешнего Института национальной культуры. Темы исследований – история башкирского народа и его отношений с народом русским.
Любавский работает до последней минуты своей жизни. Работает во имя Родины.
Почему я употребляю это слово – «обида»? А потому, что за последние годы обычным стало оправдывать обидой все, что угодно, вплоть до предательства. И сколько же вдруг оказалось обиженных, выдвинувших свои счета «этой стране»! Дети комиссаров, писателей, ученых, они сошлись в истерично- заполошных претензиях к Родине, объявленной «империей зла», чтобы, проклянув и предав, ее разрушить.
Я теперь понимаю: по существу, есть две категории людей. Для одних превыше всего свое «я». Для других – Родина. Разве могли обидеться на свою Родину Королев и Туполев, Рокоссовский и Ахматова, Любавский и Ливанова, если дороже нее и святее ничего в жизни для них не было?
Думаю и о Татьяне Германовне Ливановой-Любавской. Она по профессии театральный художник – заслуженный художник РСФСР, много работала с великим Борисом Бабочкиным, оформляя в Малом театре его спектакли. Но не менее значительно в моем представлении то, что делает она сегодня для увековечения светлой памяти деда и матери.
Наконец-то вышли одна за другой несколько книг Матвея Кузьмича Любавского. Этому больше всех способствовали доктор исторических наук Александр Якимович Дегтярев и творческий коллектив ученых Петербургского университета. Наверное, вполне закономерно, что среди членов редакционного совета этих изданий – Игорь Яковлевич Фроянов, которого «Советская Россия» защищала недавно от яростных нападок за его патриотические труды.
В Рязанском историко-архитектурном музее-заповеднике и в краеведческом музее города Сапожка, где Матвей Кузьмич учился в духовном училище, открыты посвященные ему разделы. И это – на основе материалов, подаренных его внучкой.
Состоялась и та выставка Веры Ливановой, где мне посчастливилось быть. Организованная издательством «Контакт-культура» и Домом плаката, она, увы, не имела широкой рекламы, которой, безусловно, заслуживала: не то и не те рекламируются нынче. Однако в Книге отзывов я прочитал множество трогательных, восторженных и благодарных записей, которые венчались такими строками: «Жизнь свою осмысливая заново, остаюсь с плакатами Ливановой!»
Останутся навсегда с Россией, с Отчизной и плакаты Веры Ливановой, и труды Матвея Любавского – истинных патриотов родной страны.
Не нужно мне солнце чужое
Владимир Бунчиков и Владимир Нечаев – для многих моих нынешних современников имена эти мало что значат. Даже и не знают многие, кто они были. Но спросите любого ветерана Великой Отечественной, спросите любого, кто работал тогда в тылу или хоть был мальчишкой военных лет, и наверняка услышите самые восторженные восклицания о талантливых исполнителях советских песен.
Рассказывая о них, невольно задумаешься о таком необыкновенном, поразительном, великом явлении, как советская песня и ее роли в культуре народа.
Кажется, французам принадлежит этот афоризм: «Когда говорят пушки, музы молчат». Нашей величайшей всенародной войной за Советскую Родину он полностью опровергнут, потому что вряд ли во всей человеческой истории найдется другое время, когда все виды искусств достигли бы такого подъема и все музы сражались бы вместе с народом. Музыка Прокофьева и Шостаковича, изобразительное искусство Кукрыниксов и студии Грекова, фильмы Эйзенштейна и Пудовкина, Пырьева и Александрова, театры Большой, Малый, Художественный, литература Шолохова, Алексея Толстого, Леонова, Эренбурга, Фадеева, Твардовского, Симонова – все встали в строй.
А у песни в этом боевом строю место было особое. Прежде всего потому, что народ наш без песни просто не может жить. Она нужна ему, как хлеб и даже больше хлеба, а уж в такую трудную годину особенно.
Слава композиторам, поэтам и певцам, которые дали своему народу столь желанную и столь необходимую, поистине жизненно необходимую, песню! Надо прямо сказать: она – среди важнейших факторов нашей Великой Победы.
Дочь Владимира Александровича Бунчикова – Галина Владимировна, с которой я познакомился недавно, рассказывая об отце, с особой гордостью заметила:
– А знаете, его имя вошло в фундаментальный том «Истории Великой Отечественной войны»! Подумать только, прославленные полководцы, бессмертные герои – и вместе с ними артист...
– Но это же совершенно справедливо! – ответил я. – А что значил голос Владимира Бунчикова в те военные и затем в первые послевоенные годы, могу свидетельствовать как слушатель и очевидец.
Рязанское село Можары. На столбе в центре, возле клуба – черная тарелка репродуктора. Из нее в 41-м мы узнали о начале войны. А потом я, школьник-первоклассник, отсюда же впервые услышал:
И всё перевернулось во мне. Это было нечто сверхъестественное, будто идущее с неба. Потрясающе сливались музыка, слова песни и голоса исполнителей, захватывая всецело и доставая, кажется, каждую клеточку в тебе, аж мороз по коже. А главное чувство – идти, сражаться с врагом, гнать его с нашей родной земли.
Рано было из первого класса на фронт, но под такие вот песни, поднимающие душу и дух, уезжали воевать более старшие сельские ребята. Мы же, чем могли, старались им помогать: изо всех сил работали в колхозе, собирали лекарственные травы и металлолом, писали письма и отправляли посыпки бойцам. И всех нас, остававшихся в тылу, соединяли с теми, кто воевал, удивительные, проникловенные песни, которые радио каждый день приносило и им, и нам, придавая вдохновение и новые силы.
Когда впервые услышал я имя и голос Владимира Бунчикова? Какая это была песня? Не берусь точно сказать. Может быть, я оказался вместе с ним «В землянке», когда под задумчивый перебор солдатской
