Россия. Век XX-й (1939-1964)

доля! И, конечно же, из 6,1 млн. умерших в СССР в 1948–1952 годах людей только очень незначительная часть умерла в заключении, ибо в действительности слово «выбыли» по отношению к заключенным вовсе не означало «умерли». В 1947 году (о чем подробнее ниже) умерли не 1 012 967 заключенных, а 35 668 — почти в 30 раз (!) меньше[327]. Люди «выбывали» — что вполне естественно — по истечении срока заключения. Во многих нынешних сочинениях утверждается, что для послевоенного времени был-де типичен почти «вечный» срок заключения — 25 лет. Но вот рассекреченные сведения о заключенных, относящиеся к 1951 году: имели сроки свыше 20 лет всего 4,8 процента заключенных, а сроки от 1 до 10 лет — 81,9 процента[328]. Кстати сказать, в 1947 году заканчивались десятилетние сроки многих из тех, кто были репрессированы в 1937 году, и поэтому нет оснований удивляться множеству «выбывших» в 1947-м из ГУЛАГа.

Правда, в 1948 году в связи с общим обострением (о чем ниже) политической ситуации некоторые из уже отбывших свои сроки заключения людей были возвращены в ГУЛАГ; в литературе нередко употребляется возникшее тогда слово «повторники». Но количество этих людей склонны очень сильно преувеличивать: речь идет чуть ли не о миллионах… Между тем, согласно точным сведениям, количество политических заключенных к 1949 году увеличилось, в сравнении с началом 1948-го, всего на 4540 человек[329].

Но вернемся к статье Г.М. Ивановой — и не потому, что это какая-нибудь оригинальная статья, а как раз из-за ее типичности для нынешней историографии послевоенного периода[330].

К сожалению, уже процитированные и многие другие положения этой статьи не выдерживают элементарной проверки фактами — и, как говорится, по всем параметрам. В самом начале своей статьи Г.М. Иванова говорит о преимуществах «современного историка»: «Сегодня в его распоряжении огромный корпус ранее засекреченных документов» (с. 207). Однако сама она этим «корпусом» почти не пользуется, а подчас ссылается на «сведения», подобные процитированному ею «преданию» из сочинений Антонова-Овсеенко… И вот ряд безосновательных положений ее статьи (что характерно и для многих других нынешних авторов).

1) Сообщая, что в 1947 году были осуждены 1490959 человек, Г.М. Иванова явно стремится внушить, что речь идет о политических обвиняемых (например, по ее словам, об «инакомыслящих и вольнодумцах»). На самом деле, как очевидно из уже пять лет назад рассекреченных документов МГБ (а в этом ведомстве велся строжайший учет), по политическим обвинениям в 1947 году было осуждено 78 тыс. 810 человек — то есть всего лишь 5,2 процента от общего количества осужденных в этом году[331]. Обилие осужденных в целом объясняется тем, что в 1947 году был принят «Закон об усилении ответственности за имущественные преступления» — закон, без сомнения, очень жестокий: даже за мелкие хищения государственной, общественной и личной собственности предусматривалось заключение — нередко весьма длительное — в лагерях и колониях. Дело в том, что война, которая довела миллионы людей до крайней нищеты и даже ставила их на грань голодной смерти, а кроме того, подрывала в их сознании элементарные моральные нормы, породила чрезвычайно широкую волну всякого рода хищений, и государство стремилось подавить эту волну, правда, — что нельзя отрицать — нередко поистине беспощадными мерами. И, скажем, в январе 1951 года в местах заключения находилось 1 млн. 466 тыс. 492 человека, осужденных за всякого рода «имущественные» (а вовсе не политические!) преступления.

Нельзя не заметить, что Иванова, явно противореча своей собственной — сугубо тенденциозной — общей постановке вопроса, упомянула все же, что начиная с 1947 года «колхозник, укравший мешок картошки, стал… едва ли не главной фигурой ГУЛАГа» (с. 224); то есть в лагеря отправлялись, в основном, не политические обвиняемые (они составляли в 1947 году, как сказано, всего только пять с небольшим процентов осужденных), а разного рода расхитители, — правда, нередко слишком жестоко караемые…

К 1959 году — то есть через двенадцать лет после принятия закона 1947 года и через шесть лет после смерти Сталина — количество заключенных по этого рода обвинениям сильно сократилось, но все же составляло 536 тыс. 839 человек![332]

Тем, кто не знакомы с криминальной статистикой, приведенные цифры могут показаться слишком грандиозными, но, согласно опубликованным в 1990 году сведениям, количество осужденных, скажем, в 1985 году, когда не было государственного «беспредела», составляло 1 млн. 269 тыс. 493 человека[333], — то есть не намного меньше, чем в 1947 году, который Г.М. Иванова пытается представить как своего рода беспрецедентный по обилию оказавшихся осужденными людей.

2) Самое нелепое и, надо прямо сказать, постыдное в статье Ивановой (о чем уже шла речь) — попытка внушить читателям, что в 1947-м и последующих годах в ГУЛАГе-де умирало по миллиону человек. Ибо известны точные сведения: в 1947-м умерли 35 668 лагерных заключенных[334], то есть 2,3 процента от тех 1 490 599 людей, которые были отправлены в 1947 году в ГУЛАГ. Напомню, что именно в том году страна пережила наиболее тяжкий голод, который, вполне понятно, не мог не повлиять и на судьбу заключенных; так, в течение 1946 года (голод в стране достиг высшей точки только в его конце) в ГУЛАГе умерло почти в два раза меньше людей, чем в 1947-м, — 18 154 заключенных[335].

3) Г.М. Иванова определяет послевоенный ГУЛАГ как «символ массового беззакония», «преступного нарушения прав человека», «чудовищную по своей жестокости и масштабам политику» и т. п. (с. 209). Нет сомнения, что эти определения уместны по отношению к тем или иным конкретным фактам из «практики» МГБ и МВД 1946–1953 годов. Но объективное изучение реального положения дел показывает, что по сравнению с непосредственным временем революции и гражданской войны, коллективизацией и тем, что называют обычно «тридцать седьмым», в послевоенные годы уже совершенно иная ситуация.

Кстати сказать, это признает в некоторых фразах своей статьи сама Иванова, правда, делая это как бы сквозь зубы или даже тенденциозно перетолковывая сообщаемые ею факты. Так, например, она говорит об указе 1947 года об отмене смертной казни, но тут же утверждает, что указ этот-де только «ухудшил» положение: «…отмена смертной казни развязала руки уголовному миру» (с. 227). Далее, сказав о восстановлении смертной казни 12 января 1950 года, она сообщает, что за следующие четыре года «было расстреляно около четырех тысяч человек, осужденных за контрреволюционные и государственные преступления» (с. 231), но не считает нужным напомнить читателю, что в иные довоенные годы выносилась не одна тысяча, а по три сотни тысяч смертных приговоров!

Но важнее всего другое. По сути дела, абсолютное большинство заключенных послевоенных лет предстает в статье Ивановой как абсолютно безвинные жертвы «массового беззакония», «преступного нарушения прав человека» и т. п., к тому же само их количество, по ее определению, — «чудовищное по масштабам» (хотя, как уже сказано, количество осужденных в 1985 году при Горбачеве было почти таким же, как в 1947-м при Сталине…). И вообще сами лагеря существовали в 1946–1953 годах для того, чтобы, по словам Ивановой, «уничтожать» в стране «инакомыслие и вольнодумство». Правда, в одной уже цитированной беглой фразе она сообщает, что с 1947 года «главной фигурой ГУЛАГа» был не кто иной, как расхититель, но это сообщение в сущности полностью заглушается громогласными общими положениями о «массовом беззаконии», «преступном нарушении прав» и т. п.

Да, хищения карались нередко слишком жестоко, и это понятно: «революционная» беспощадность еще не была изжита[336]. Но жестокий закон о хищениях, принятый в 1947 году, был все же законом, последствия нарушения которого были доведены до сведения населения, и поэтому многие сотни тысяч осужденных расхитителей некорректно называть жертвами «преступного нарушения прав человека».

4) Но обратимся к политическим заключенным. Всего за семь лет (1946–1952) по политическим обвинениям было осуждено 490714 человек, из которых 7697 (1,5 процента) получили (в 1946-м — начале 1947-го и в 1950 — 1952-м) смертные приговоры, 461017 человек отправлены в заключение, остальные — в ссылку[337].

Цифры, конечно же, страшные[338], но следует знать, что большинство этих людей было репрессировано за сотрудничество с врагом во