Отто молча кивал в ответ. Что тут скажешь? Замаскировался этот малолетний снайпер действительно мастерски. И как это он умудрился оборудовать себе гнездо в этих корнях? Над водой… в полуподвешенном состоянии, сидеть целый день… да еще вести стрельбу… Вот черти. Действительно, они походили скорее на маленьких дьяволят, чем на людей, почти подростков.
XI
Штрафники решили не возвращаться на позиции роты с пустыми руками. Приказ есть приказ, и в штрафном батальоне лучше действовать на свой страх и риск под носом у врага, чем под носом у командира. Тем более если это порядочная сволочь с писклявым голосом и замашками садиста.
Они обогнули обрывистый выступ и, бегом проскочив тополиную рощу, снова вышли к берегу. Река здесь забирала резко вправо, и, по расчетам Хагена, течение могло вынести и прибить плоты русских где-то здесь.
— А я еще не понял поначалу, чего они все по тополю садят… — проговорил, останавливаясь, чтобы отдышаться, Хаген.
— Ты думаешь, они засекли молокососа? — с любопытством спросил Вольф.
— Как пить дать… И даже пушку не пожалели. Выкатили под обстрел. Сами на волчонка и нарвались, — рассуждал Хаген.
— Тише… Орешь как контуженый… Они могут быть где угодно, — шикнул на товарища Отто.
— Да никого здесь нет… — ответил Вольф, снизив, правда, громкость до минимума. — Опа… смотри…
Сквозь густо сплетенные голые сучья кустарника он ткнул пальцем вниз. Обрыв образовывал здесь небольшую ложбинку, которая относительно полого спускалась к воде. Река действительно сильно поднялась. Грязная бурая пена колыхалась, зацепившись за концы веток Затопленные, они торчали наружу, как толстенные черные иглы какого-то подводного чудища.
Убитого Отто увидел не сразу. Вернее, не сразу понял, что это тот самый пловец, которому так повезло вовремя прыгнуть с плота. Труп прибило к тем самым полузатопленным кустам. Он лежал на животе, лицом вниз. На затылке зияла кровавая рана, из которой еще сочилась кровь, окрашивая грязную воду вокруг головы убитого кровавым нимбом. Чувство горькой досады вдруг охватило Хагена. Глупое чувство… но Отто ничего не мог с ним поделать. Он почему-то был уверен, что пловец спасся. Пуля волчонка все же его догнала.
XII
— Видишь, Отто… — с усмешкой прокомментировал Вольф. — Все-таки доплыл солдатик… А ты беспокоился…
— Ну ты… — ладонь Хагена помимо его воли схватила Вольфа сзади за шею и, придавив его к земле, сдавила крепко-крепко.
— Ой, больно, пусти, больно… — заверещал тот.
— Поговори мне еще… — прошипел Хаген. Словно опомнившись, он вдруг отпустил штрафника. Тот сразу отполз на несколько шагов и схватился за винтовку и передернул затвор.
— Ну, что… что ты сделаешь? — внутренне, словно для броска, подобравшись, спросил Хаген. В его голосе звучала такая злоба, что Вольф, замер и не шевелился. Как загипнотизированный удавом кролик.
Наконец он шевельнулся, демонстративно отодвигая винтовку в сторону.
— Ладно, остынь, — примирительно произнес Вольф. — Дался тебе этот русский… Он же приплыл сюда нас убивать.
— Мне нет дела до этого русского… — глухо отозвался Отто. — Он уже мертв. Меня беспокоят другие русские. Те, которые живы. Мы должны найти их и уничтожить. Это приказ обер-лейтенанта Лотара.
Хаген произнес это уже на ходу, осторожно отходя опять к тополиной опушке.
— Выполнять приказы герр обер-лейтенанта — себе дороже… — проговорил Вольф, стараясь поспеть следом. В голосе его уже не осталось и тени обиды. — Мне не хочется получить пулю в лоб из-за того, что наш доблестный писклявый герр обер-лейтенант мечтает получить гауптмана.
— Мы просто проверим, переправился или нет противник на наш берег, — упрямо твердил Отто.
— Какой смысл искать горстку этих русских, если их уже и в помине нет? — все больше оживал Вольф. — Этот волчонок Рудольф давным-давно отправил их рыбам на корм. Ты еще не понял? Хочешь, вернемся и спросим у него? А, давай, Отто, это все-таки лучше, чем таскаться по этим прибрежным зарослям. Еще, чего доброго, нарвемся на русскую разведку. Утащат нас к себе через реку.
— Ты хочешь что-то разузнать у волчонка? — с усмешкой переспросил Отто. — Не-ет, я лучше найду и обезврежу группу русских головорезов. Наши молокососы и говорить-то по-человечески не умеют. Только рычат и кусаются. Ты забыл, где их натаскивали?…
Мысли о том русском понемногу оставили Хагена.
— Да, — обрадованно согласился Вольф. — Гитлерюгенд — это настоящая волчарня. Лучше нашего снайпера не беспокоить, а то еще, не приведи Господь, всадит пулю без всяких разговоров. И будешь болтаться на бережку бок о бок с тем русским.
XIII
Про снайперов Отто с вечера наслушался. Вольф видел группу вновь прибывших возле штаба батальона. Потом как раз в карауле вместе стояли, он все про стрелков и рассказывал.
— Ты бы видел, Отто… Неужели в вермахт уже детей начали призывать?… Сосунки!… Одно слово… — живописал Вольф. — Ну, только-только от юбки мамкиной оторвали. И как им только оружие доверили? Эти винтовки больше их самих весят…
— Сколько их? — жмурясь от едкого табачного дыма, переспрашивал Хаген. Он не разделял откровенно насмешливого настроя Вольфа.
— Человек восемь… — хихикая, ответил тот. — Чисто детишки из песочницы…
— Да… наверняка распределят в каждый взвод… — вслух размышлял Хаген, кутаясь в шинель. Весенний ветер дул прямо с реки, до костей пробирая сырым холодом. Одно спасение — табак. Сегодня днем ему удалось выбраться в прибрежное село и выменять у пожилого крестьянина целую стопку засушенных табачных листьев. Хозяин табака, одноглазый старик, все время вытирал коричневыми, как сушеные листы, ладонями влагу, сочившуюся из пустой глазницы. Отто оставил ему полбуханки хлеба. Старик добавил еще несколько листьев и выговорил: «Румынь…» При этом слове он поморщился, показывая скрюченным пальцем на зияющую глазницу. Потом ткнул тем же пальцем в табачные листья, еще раз произнес «румынь» и продемонстрировал характерный жест, как бы говорящий, что румынам его табак не достанется. Отто закивал ему головой и понимающе улыбнулся.
Румынская часть стояла с другой стороны села, в глубине позиций артиллерийского дивизиона. Сами союзники старались не попадаться на пути «пятисотых» и артиллеристов. Несколько раз штрафники, натолкнувшись на румынских солдат, нещадно их избивали. После Сталинграда, когда исход многомесячного противостояния решило наступление русских на румынском направлении, в частях вермахта укоренилось стойкое мнение, что в проигрыше на Волге и коренном переломе всей войны виновны их трусливые союзнички.
— …Черт, лучше бы минометов прислали… — задумчиво произнес Хаген.
— А детишки тебе чем не угодили? — все хихикал Вольф. — Они же безобидные. Будут портянки нам
