неведомые миры, а может — к другим людям. Ведь бывает так: читаешь изложенные на бумаге чужие мысли, а кажется, что они твои собственные. Особенно, если изложены талантливо. Или стоящий рядом с тобой человек произносит фразу, которую ты сам хотел сказать, но опоздал на какие-то доли секунды.
А бывает: вы оба говорите — одновременно. Чаще всего такое происходит с влюбленными.
Вместо лирической мелодии в уме закрутилась «Пурга». Зато как! Нет, вдохновение — дар Божий, его не заставишь молчать! Правда, можно не обращать на него внимания, как на погоду: идёт дождь, ну и пусть себе идёт, или погожий день за окном — а ты прожил этот день и ни разу красоте его не обрадовался...
6
— Здо?рово, — сказала Аня после похвалы Изольды Матвеевны.
На мгновение Василию показалось, что Аня ему завидует. Она так и сказала минутой позже:
— Вася, я тебе завидую, у тебя такой дар. Мне рядом с таким даром даже немного стыдно за то, что я инструменты мучаю, но просто приятно быть рядом.
— Да, быть рядом, — многозначительно подхватила Изольда Матвеевна. — Быть музой — это тоже дар, и, уверяю вас, даже более редкий, чем гениальность в любом искусстве или науке. Этот дар — дар терпения и самопожертвования.
И вдруг осеклась. Ученики смотрели на неё так, точно она вот-вот произнесёт пророчество, покажет им всю их жизнь и любовь на сто лет вперёд. Изольда Матвеевна замолчала, выразительным взглядом ответив ученикам, потом сказала:
— Вообще-то талант существует чаще всего не благодаря, а вопреки. Но поскольку без труда он как неограненный алмаз, то давайте продолжать работать. Аня, твоя очередь. А ты, Василий, сегодня будешь помогать мне, попробуй слушать Аню критически, мне интересно: какие бы ты сделал ей подсказки. Может статься, твои окажутся точнее, чем мои.
— Да ну, что вы, Изольда Матвеевна, — искренне смутился Василий.
Из музыкальной школы они вышли после одиннадцати. Пурга утихла, небо расчистилось, но звёзды отступили вглубь него из-за огромной полной луны, что склонилась над верхушками сосен, как настольная лампа Бога. Эхом пурги по улицам катилась позёмка. Студёная тишина белой пустыней легла вокруг человеческого жилья, и каждый шаг по свежим скрипучим сугробам будто рвал из неё клочки бумаги.
— Поздно уже, может, не стоит меня провожать? — засомневалась на перекрёстке Аня. — Мне тут рукой подать.
— Мы можем ещё немного постоять в подъезде, — почти взмолился Василий.
— Ну ладно, пойдём, только, чур, недолго, — и она взяла его под руку.
— Как получится, — игриво буркнул Василий.
— Я вот думаю: если ты выиграешь всероссийский конкурс, в чём я не сомневаюсь, то потом поедешь на международный. Выиграешь его...
— А потом?
— Ну... возьмут без экзаменов в консерваторию...
— Ты тоже поступишь, будем вместе учиться.
— Мой папа данное высшее учебное заведение называет консервой. Представляешь?
— Да я слышал, студенты так же говорят. Ань, а ты будешь ждать меня из армии?
— Из армии? Но зачем тебе туда? Там можно... Ты же талант можешь потерять! — Аня даже остановилась, тревожно всматриваясь в лицо Василия.
— Если я не пойду в армию, отец не поймёт. Ты же знаешь, он у меня в Афганистане служил, у него награды есть, ранения. И мне до конца жизни будет стыдно, если я не отдам долг Родине.
— Вася, ты отдашь его музыкой, неужели ты не понимаешь? Ты только посмотри вокруг, сколько сейчас ребят всеми правдами-неправдами увиливают от службы.
— Косят.
