передал записку от капитана Костюка.
Капитан писал:
«Нам предложили вступить добровольцами в германскую армию. Мы отказались. Немцы хотят с нами расправиться. Ждем освобождения. Действуйте через Колю».
Записку капитана Костюка «Муся» передала мне.
На заседании горкома было решено: предпринять вооруженное нападение на лазарет, освободить и переправить наших офицеров в лес. Провести эту боевую операцию должна была диверсионная группа молодежи. За организационную подготовку отвечала «Муся».
Через Колю мы запросили капитана Костюка, в чем нуждаются военнопленные и нужно ли переслать им одежду и обувь.
Костюк отметил:
«Снимите часовых и перережьте проволочную решетку с внешней стороны окна, через которое мы должны бежать».
Когда все приготовления были закончены, «Муся» написала капитану Костюку:
«Будьте готовы 25 января в семь часов вечера. Условный знак: троекратный стук во второе от угла в переулке окно. Хорошо проработайте список уходящих. Берегитесь провокации. Обязательно захватите с собой Колю Петрова».
Для точности в записке был нарисован одноэтажный дом лазарета с пятью окнами, выходящими в переулок, и на втором окне от утла поставлен крест.
25 января был вторник. Передачи в лазарете разрешались по средам и субботам. Следовательно, записку «Муси» нужно было во что бы то ни стало передать капитану Костюку в субботу 21 января.
В субботу «Мать» со своими подпольщиками опять отправилась в лазарет. Немцы были страшно обозлены побегом Гвасалия. Они подозревали, что дело не обошлось без помощи какой-нибудь «русской фрау». Вход родственников во двор разрешался теперь только по очереди, а передача продуктов пленным из рук в руки запрещалась.
Записку для капитана Костюка «Мать» вложила в пирог с повидлом. Пирог был нарочно плохо испечен, верхняя корка сползла, повидло размазалось, пирог выглядел неаппетитно и не мог прельстить немцев. У «Матери» были еще судки с супом и кашей.
Когда начали впускать во двор, с «Матерью» вошла одна ее помощница.
— Позовите Колю, — попросила охранника «Мать». — Скажите, тетка пришла.
— Нельзя, запрещено.
— Ну что вы! Он же маленький, комендант разрешает мне с ним видеться, — настаивала «Мать».
Она сунула охраннику взятку. Тот позвал Колю.
— Что у вас, тетенька? — прибежал к «Матери» Коля.
«Мать» начала говорить ему. Охранник стоял рядом и торопил: «Кончайте разговор!» «Мать» униженно просила у него разрешения передать мальчику пирог. Немец взял пирог и начал осматривать его со всех сторон, а корка с пирога все сползает и сползает… «Мать» стояла ни жива ни мертва.
Наконец немец отдал пирог Коле, а «Мать» передала мальчику судки с пищей. Но как предупредить Колю, что в пироге записка?
Выручила помощница. Она затеяла с немцем какой-то спор, немец сердился, ругался, и «Мать» успела шепнуть:
— В пироге записка. Принеси ответ.
Коля убежал и скоро вернулся с пустой посудой.
— А ответ? — спросила «Мать».
— Какой?
— На записку в пироге.
Оказалось, Коля не расслышал предупреждения «тетеньки» и передал пирог тяжело раненому военнопленному, не участвовавшему в подготовке к побегу.
— Что ты наделал! Там же весь план! — испугалась «Мать».
Коля вернулся обратно в лазарет. Женщин стали выгонять со двора. Они не уходили, говорили, что получили не всю посуду. Коля долго не возвращался, и это ужасно волновало «Мать». Но вот он показался:
— Все в порядке, но не в семь, а в девять, — шепнул он «Матери». — В девять. Раньше нельзя.
Накануне побега «Мать» страшно беспокоилась. Что, если пленные не смогут уйти? Что, если они обнаружили провокатора и не могут дать знать об этом? Ей представилось: патрули сняты, ребята трижды стучат в окно, из окна выскакивают вооруженные немцы, ребята схвачены…
«Мать» решила во что бы то ни стало еще раз повидать Колю. Во вторник утром она пошла в лазарет и начала упрашивать часового вызвать мальчика.
— Никогда в жизни я так хорошо не врала, как в тот раз, — рассказывала она потом. — Я, дескать, эвакуируюсь в Румынию, хочу с племянником попрощаться…
«Мать» плакала самым искренним образом. Патруль несколько раз отказывал, но, наконец, махнув рукой, вызвал дежурного. Перед немцем «Мать» тоже униженно кланялась и плакала. Тот согласился доложить коменданту. Спустя некоторое время к «Матери» подбежал испуганный Коля:
— Тетенька, вы уезжаете, а как же мы?
«Мать» с плачем обняла его. Целует и шепчет:
— Я не уезжаю, я пришла узнать, все ли благополучно.
— Все хорошо, все готово, ждем в девять! — обрадовался Коля.
— Скорее уходите! Комендант не разрешил, мальчик прибежал самовольно, — подойдя к ним, сердито сказал дежурный.
Оказалось, комендант действительно не разрешил Коле выйти на свидание, но, услышав разговор дежурного, Коля испугался: вдруг что-нибудь случилось? И он выбежал к воротам.
На прощание «Мать» обняла Колю и прошептала:
— Колечка, ты увидишь родную землю, родных людей. Скажи им, как мы тоскуем, здесь, как ждем…
Коля не выдержал, заплакал. Стоят и плачут оба. Насилу патруль развел их. Когда «Мать» уходила, часовой-доброволец вдруг ни с того ни с сего сказал:
— Думаете, мне эта форма не опротивела?
Что он думал и о чем догадывался, неизвестно.
25-го днем «Муся» доложила мне, что к побегу все подготовлено. Она передала «Косте» план лазарета, и они подробно обо всем договорились.
С наступлением темноты в домике Маргариты Александровны Ериговой собрались «Костя», Вася Бабий, Владимир Ланский, Борис Еригов и Вова Енджияк. На операцию они должны были итти под видом патруля, в немецкой форме, с автоматами. Ночной пароль узнали через Алтухова, работавшего в полиции.
Лазарет находился недалеко от дома Ериговых. В двадцать часов сорок пять минут ребята вышли и через десять минут уже подходили к лазарету. Ланский и Еригов спрятались. В случае провала они должны были прикрывать отход. «Костя», Бабий и Енджняк отправились дальше.
— Пароль? — спросил часовой.
— «Париж», — ответил Бабий.
Встретил второй пост:
— Пароль?
— «Париж».
Они миновали посты, не вызвав никаких подозрений, и уже подошли к условленному второму окну в переулке, где патрулировали два солдата. Их нужно было убрать.
— Пароль?
— «Париж». — «Костя» направил в глаза солдата электрический фонарь.
Часовые не успели вымолвить ни слова, как на них наставили пистолеты. Один солдат хотел бежать, но Енджияк ударил его пистолетом по голове и оглушил. Ребята быстро обезоружили патруль, тряпками заткнули немцам рты и прикрутили назад руки. Енджияк и Бабий повели часовых в соседний сад.