- Да могу, конечно, хоть и сажусь за инструмент редко. Мечтал в ансамбле играть, но мне тренер по стрельбе сказал, что я одним указательным пальцем любого Баха разбабахаю. Да и выбора особого не было... Сессии сдавал в тире.
- А я вот и не выбирал ничего. Стихи писал. Даже несколько книжек вышло, - признался Павел.
- Круто.
- Да ничего особенного. Кому теперь нужны стихи?
- Не скажите! Вот я своей Светланке признавался в любви в том же тире. Семьюдесятью пулями написал: я тебя люблю. А она мне так, будто каждый день такое видит: а стихами можешь? А стихами я не могу. Вот такая проза жизни.
- Но в итоге, я понимаю, замуж она за стрелка вышла.
- Вышла, - широко улыбнулся Володя.
Между тем они въехали в район, сплошь состоявший из разномастных коттеджей-особняков. Многие были недостроены, но почти все претендовали на эксклюзивность. Хозяева явно соревновались. Примечательно, что на въезде стоял опорный пункт милиции, откуда машину внимательно осмотрел постовой сержант.
- Шанхай, - пояснил Володя, повернув к огромным стальным воротам, окрашенным серебристой краской.
Маленький пульт в его руке гостеприимно распахнул ворота, открывая весьма внушительную парковку, внутренний двор с хозяйственными постройками, летнюю беседку, стоящий в углу мангал и витые чугунные фонари с круглыми плафонами-головами вдоль очищенных от снега дорожек.
Сам дом - трехэтажный особняк красного кирпича - стоял в центре двора. С разных сторон кирпичной ограды на него целились камеры видеонаблюдения, крыльцо представляло собой открытую веранду, где летом легко можно было устроить чаепитие для большой семьи. Даже в этом районе престижа и броского благополучия дом госпожи Зарайской вздымался над другими красной черепичной крышей, из которой поднималась труба вытяжки то ли камина, то ли кухни. «Сколько стоит содержать такую махину?» - невольно озадачился Словцов. Ему предстояло войти в совсем другой мир.
У ворот их встретил другой охранник. Он перекинулся парой слов с Володей и окинул цепким взглядом Словцова.
- Удачи, - подмигнул Володя, протягивая Павлу руку.
Было в его пожелании что-то неподдельно дружеское, и Павел с благодарностью принял рукопожатие.
- А книгу со стихами и автографом для моей Светланы как-нибудь сделаем? - смущаясь, попросил Володя.
- Обещаю, - заверил Словцов.
Володя нажал кнопку домофона, и на крыльце появилась молодая особа в ярко-красном спортивном костюме. Въедливым холодным взглядом она просверлила Павла насквозь и, недовольная его явно аскетическим видом, демонстративно повернулась к двери.
- Это друг Веры Сергеевны, - предупредил Володя.
- Да мне хоть папы Римского, - не оборачиваясь, ответила девушка, потом вдруг остановилась, глухо хохотнула и все же повернулась: - Его, случайно, не Пьер Ришар зовут? Очень похож на игрушку...
- Его зовут Павел Сергеевич, он, между прочим, поэт, - заметил Володя, подавая Словцову сумку из багажника.
- А, ну значит, будет оды нашей Шахине писать. Омар Хайям.
Словцов на всю эту словесную пикировку никак не реагировал. Он сразу понял, что Лиза относится к той категории женщин, у которых виноваты все и вся, кроме них самих. Знает Омара Хайяма, уже неплохо. Между тем, она была красива, как девушка с обложки гламурного журнала. Высокая, стройная, порывистая... Двадцать восемь, от силы - тридцать лет. Надменности и холодности ее взгляду придавали ярко-зеленые глаза. «Линзы у Лизы?», - спросил себя Словцов в рифму. Темно-каштановые волосы были собраны на затылке в роскошный хвост, что, в свою очередь, подчеркивало спортивный стиль. «Боевая лошадка», - оценил Павел.
В дом он входил с установкой ничему не удивляться и ни на что не реагировать.
Весьма длинная прихожая,
