был очень занят и препроводил мальчишку к помощнику коменданта Семенову, наказав выяснить, что этот маленький русский делал у склада.
И вот уже битый час помощник коменданта Семенов выясняет. Он уже вывихнул большой палец о башку этого паршивца. У помощника коменданта тяжелая рука: взрослые, случается, после его удара теряют память, а этот держится. Не похоже, что он послан партизанами. Во-первых, не здешний, по выговору видно, что городской, во-вторых, исхудалый и грязный. Издалека идет. Может, действительно своих разыскивает и случайно на склад напоролся. Сколько их, шпаны вшивой шляется по дорогам…
Возможно, помощник коменданта и отпустил бы Грохотова на все четыре стороны, но не понравились ему Витькины глаза. Уж слишком дерзки. Такой, будь на его стороне сила, в глотку бы вцепился.
— Котовского знаешь? — спросил полицай.
— Слыхал, — ответил Витька, трогая пальцем шатающийся зуб. — Из книжек.
— У нас тут свой объявился… Партизан.
— Вашего не знаю.
— Надоело мне тут с тобой тары-бары разводить, — сказал полицай. — Отправлю я тебя в кутузку. Пускай с тобой сам оберштурмбаннфюрер толкует…
Витька выплюнул изо рта окровавленный зуб. Теперь во рту дырка. Он втянул в себя воздух и раздался свист.
— Я те сейчас свистну! — проворчал Семенов и топнул по полу кованым сапогом.
На пороге появился огромный полицай и вытянулся перед помощником коменданта. Головой он достал до притолоки.
— Василь, отведи этого ублюдка в подвал, — распорядился Семенов. — В общую.
— Там их как селедок в бочке, — заметил Василь. — Может, под зад коленкой?
— Сполняй приказ! — повысил голос помощник коменданта. — Еще учить меня будет, оглобля!
Василь вывел Витьку во двор. У крыльца, в мусоре, ковырялась наседка с цыплятами. Двор большой и огороженный. Яркий солнечный свет залил все вокруг. У поленницы дров на усыпанной опилками земле сидели пленные красноармейцы. Их только что привели. В кучу свалены винтовки и автоматы. Немецкий офицер стоял перед пленными и что-то записывал.
Витька и полицай пересекли двор и остановились у двери в подвал. Василь достал из кармана ключ и открыл замок. Распахнув дверь, поставил Витьку на первую ступеньку и дал такого пинка, что мальчишка взвился в воздух и шлепнулся в душную темноту на что-то мягкое, шевелящееся.
Тяжелая дверь со скрипом затворилась, умолк гогот Василя. Громыхнул засов.
— С прибытием, — ворчливо сказал кто-то, спихивая с себя Витьку.
Сидя в подвале на холодном земляном полу, Грохотов вспоминал, как все это случилось.
…Наконец-то после долгих дней скитаний и лишений им повезло: они наткнулись на маленький лесной хутор. Всего пять дворов. Немцы сюда лишь один раз наведывались. Прибыли на мотоциклах, прошли по дворам. У кого взяли поросенка, у кого уток и кур. Погрузили всю эту живность в коляски и укатили. Больше никто на хутор не заявлялся.
Хозяйка большой чистой избы приветливо встретила их, накрыла на стол и накормила горячими щами с солониной, овсяной кашей с салом. И выставила полуведерный жбан холодного молока. Круглый домашний хлеб с поджаристой корочкой был нарезан большими кусками. К корочке пристали капустные листья. Давно так вкусно ребята не обедали.
Хозяйка бегала от стола к печке и все подливала: кому щей, кому молока. Сашка съел две глубоких тарелки и выпил три пол-литровых кружки молока. Живот у него раздулся как шар, а глаза стали слипаться. И все же, когда хозяйка отлучилась на минутку, Ладонщиков не удержался и стащил со стола про запас два куска хлеба и ломоть сала.
— Небось в бане невесть сколько не были? — спросила хозяйка, глядя на них жалостливыми глазами.
Девочки пошли помогать хозяйке топить баню, а мальчишки развалились на лужайке перед домом. Над ними шумели березы, с криком носились стремительные ласточки. Над цветами порхали бабочки. Сашка лег на спину, выставив круглый живот, и сразу засопел. Витька с Колей смотрели на небо и разговаривали.
— Не мог он далеко уйти, — говорил Коля. — Разве что заблудился?
— Теперь не заблудишься… Фронт отовсюду слышен.
— Один Гошка не решится перейти на ту сторону.
— Где же он может быть?
— Хозяйка говорила, тут в десяти километрах большое село… Немцы и полицаи сгоняют туда молодых людей со всей округи. На какие-то земляные работы собираются отправлять. Наверное, окопы рыть. Или что-то строить. Не попался ли и Гошка к ним?
— Ну его к черту, — сказал Витька и прикрыл глаза ресницами.
Коля сел и, морщась от боли, стал натягивать свои обветшалые резиновые тапочки. Ноги у него стерлись и распухли. На них было страшно смотреть. Но Коля не жаловался. Он шел наравне со всеми, и лишь иногда, когда никто не видел, лицо его искажалось от боли. Ноги Коли Бэса не были приспособлены к таким большим переходам. Плоскостопие давало себя знать.
— Куда это ты собрался? — спросил Витька, удивленно глядя на него.
Коля осторожно завязал шнурки и встал. Из резинового тапка наружу торчал большой палец. Скулы у Бэса почернели, и без того длинный нос еще больше вытянулся. Из порванных штанов выглядывали костлявые коленки. Все на нем обносилось и обтрепалось, только очки в блестящей оправе сияли на солнце, как новые. Коля не успел ответить, потому что с березы к его ногам упал усатый жук. Коля поднял его, положил на ладонь. Жук задвигал длинными усами и медленно пополз.
— Усач-дровосек, — сказал Коля. — Ксилофаг, или пожиратель древесины. Он может забраться внутрь телеграфного столба, и его за усы оттуда не вытащишь.
Коля осторожно положил жука на землю и посмотрел на Витьку, который тоже встал.
— Я пойду в эту деревню, — сказал Бэс. — Может быть, Гошка там.
— Допустим, он там, ну и что?
— Что-нибудь придумаю, — сказал Коля.
— Заберут тебя, дурачину, и отправят на эти работы. Раз окопы надо рыть, значит, наши их остановили…
— Надо Гошку найти, — сказал Коля. — Не можем мы идти дальше без него. Как же так? Шли-шли вместе, а потом…
— А потом он сбежал, как последний трус, — перебил Витька. — И даже не поинтересовался, живы мы или нет.
— Это он. А мы так не можем.
— Гошка бы нас не стал разыскивать…
— Я пойду, — сказал Коля. — Эта дорога как раз выведет в село. Я спрашивал у хозяйки.
— Помоемся в бане, а потом…
— Дай мне браунинг! — попросил Коля. Витька достал револьвер и протянул Бэсу, — Как из него стрелять? — спросил тот, — Спрячь в карман и не вытаскивай.
— А вдруг понадобится?
— Не понадобится, — сказал Витька. — Ты никуда не пойдешь.
— Я буду чувствовать себя последним подлецом, если не сделаю все, что от меня зависит, чтобы выручить Гошку.
— Ты прав, — сказал Витька. — Нужно идти. Только пойду я. На твоих костылях и за день не доковыляешь до села.
— Возьми меня с собой.
— К вечеру я должен обернуться, — сказал Витька. — Если что-нибудь случится, ждите меня три дня. Не вернусь — идите дальше одни.
— Я тебя очень прошу: возьми меня!