произнесла:
— Говорят, крупный ученый, с этой кандидатурой нам будет трудно бороться…
— А зачем бороться? — вмешался я. — Крупный, говорите, ученый, ему и карты в руки.
— А как же Артур Германович? — удивленно взглянула на меня Грымзина. — Мы его хотим.
— Точнее, он этого хочет, — усмехнулся я.
— Одна надежда, что Пилипенко не пожелает уезжать из Москвы, — не обратив внимания на мои слова, продолжала Евгения Валентиновна. — Он в нашем центральном НИИ работает замом.
— Надо будет прочитать про него в энциклопедии, — сказала Альбина Аркадьевна. — Там, наверное, и портрет есть.
— Мы уже многого добились, — говорила Грымзина. — Райком полностью поддерживает кандидатуру Артура Германовича, не возражают против него и в обкоме. Против наше министерство и Академия наук.
— Не так уж мало! — ввернул я.
Волей-неволей, а я тоже понемногу втягивался в эту возню с назначением директора института. Странно, что до сих пор не принято никакого решения. Стоит прийти в институт новому директору, и разом прекратятся все пустые разговоры, а через несколько месяцев наверняка сложится такое впечатление, будто новый руководитель и родился в нашем институте, никому и в голову не придет усомниться в его компетентности и достоинствах.
— Сколько мы уже без директора? — сказала Альбина Аркадьевна. — И ничего, работаем.
— Вы заходили к Артуру Германовичу? — спросила Евгения Валентиновна.
Я еще ни к кому не заходил, даже не успел Великанова повидать, он вчера только вернулся из командировки.
— Обязательно зайдите, — со значением произнесла Грымзина. — Он несколько раз спрашивал про вас.
— Хочет предложить мне командировку в Штаты? — усмехнулся я.
— Об этом он мне не докладывал, — отпарировала Евгения Валентиновна.
— А мне и предложили бы поездку в Америку, я отказалась бы, — сказала Соболева. — Очевидцы рассказывают, в сумерки в большом городе опасно выйти из дома. Убийства, насилия, грабеж! Моего знакомого в Чикаго среди бела дня ограбили.
— Подумаешь, простые смертные! — усмехнулась Губанова. — Там в президентов и разных знаменитостей стреляют, как в куропаток. Чтобы прославиться, наподобие Герострата.
— Про Герострата мы как-нибудь слышали, — заметила Грымзина. — И вообще, при чем тут мифология?
— Жуткая страна, — вздохнула Соболева.
— Я с удовольствием съездила бы туда, — вмешалась Альбина Аркадьевна. — Одно дело читать про Америку, другое — все посмотреть своими глазами.
— А какие там мужчины! — усмехнулась Грымзина. — И желтые, и черные, и даже красные. Про белых я молчу.
— Красные? — наморщила лоб Соболева.
— Я имею в виду индейцев, — снисходительно пояснила Евгения Валентиновна.
— Они ведь живут в резервациях, — возразила Альбина Аркадьевна. — И каждый год в защиту своих прав совершают марш протеста в Вашингтон. Ставят свои вигвамы прямо напротив Белого дома. И вождь в кожаных штанах и орлиных перьях на голове зачитывает петицию.
— Откуда они орлиные перья берут? — заметила Соболева. — Орлов-то почти не осталось.
— Индейцев еще меньше, — сказал я.
— Когда-нибудь они снимут скальп у очередного президента, — мрачно предсказала Губанова.
— В штате Флорида есть знаменитый дельфинарий, — мечтательно проговорила Уткина. — Я очень люблю дельфинов. Там держат и касаток. Огромные киты выпрыгивают из воды…
— На потеху людям, — ввернула Грымзина. — За чем ехать в Америку? У нас в Абхазии на Черном море тоже есть дельфинарий. И дельфины прыгают сквозь горящие обручи. Цирк на воде.
— Думаю, что кроме китов и… — Уткина бросила насмешливый взгляд на Грымзину, — …разноцветных мужчин, в Америке найдется еще на что посмотреть.
— А какую тебе роль предложили? — задумчиво посмотрела на Уткину Соболева.
— Птичницы Анастасии…
— Я думала, принцессы, — усмехнулась Коняга.
— Современные птичницы, доярки, телятницы и есть принцессы… — нашлась Альбина Аркадьевна.
Когда мои женщины разговорятся, их не остановить. Я вышел из комнаты и в коридоре увидел Скобцова.
— На ловца и зверь бежит! — приветливо улыбаясь, он протянул мне руку.
Мы прошли мимо пустующего кабинета покойного Горбунова, исполняющая обязанности директора института Ольга Вадимовна Гоголева не пожелала его занять. Кабинет Скобцова помещался в противоположном конце коридора. Артур Германович положил руку мне на плечо, так мы и шли по длинному коридору. Как два близких друга. Полагаю, что заместителю директора было не совсем удобно идти: я был на голову выше его. Серый в полоску костюм сидел на нем как влитый, в тон рубашка и галстук, густые седые волосы зачесаны назад, загорелое лицо до синевы выбрито.
— Как отдохнули? — спросил Артур Германович. — Хорошо сейчас на Черном море?
Пришлось и ему объяснять, что я провел отпуск в деревне.
— Мечтаю как-нибудь сесть в машину и забраться куда-нибудь в глушь… — мечтательно проговорил Скобцов. — Тихое голубое озеро, сосны на берегу, палатка, костер и уха в закопченном котелке…
Многие так красиво говорят, но почему-то предпочитают отпуск проводить на фешенебельных черноморских курортах. Да и трудно было мне представить импозантного Артура Германовича в брезентовой куртке и резиновых сапогах, заросшего щетиной, с удочкой или походным топориком в руках. Уж скорее он смотрелся бы на пляже в модных японских плавках, окруженный красивыми женщинами… Я вспомнил, что несколько лет назад поговаривали, будто у него был роман с Уткиной и якобы их вместе видели не в первозданной глуши, о которой он так красочно рассказывает, а на берегу Черного моря в Сочи.
Обычно женщины с трудом удерживаются, чтобы не рассказать о подобном приключении, но Альбина Аркадьевна оказалась на высоте: ни разу не проговорилась, наоборот, начисто отрицала, что у нее что-то было со Скобцовым. Будь иначе, она уже давно не работала бы в нашем институте: Артур Германович нашел бы способ от нее избавиться.
В кабинете мы уселись на диван, на нас строго смотрели со стен ученые с мировым именем. Слушая пустопорожний разговор о том, как трудно жить в городе, когда жара и каменные здания раскаляются, а на дачу в будний день невозможно выбраться — текучка заедает, совещания, деловые встречи с иностранными гостями, учеными, я думал о том, что Артур Германович по своим способностям, пожалуй, добился всего, чего можно только пожелать. Откуда в человеке эта неистребимая жажда большего? Лезть и лезть все выше и выше, покуда не сорвешься и с треском не покатишься вниз? Есть же у нашего великого классика Александра Сергеевича Пушкина известная сказка о рыбаке и рыбке. По-моему, поставив перед собой задачу стать директором Ленинградского филиала НИИ, Артур Германович переоценил себя и возможности золотой рыбки. Не оказаться бы ему в роли старухи у разбитого корыта?.. Наверное, даже умный человек, достигнув служебного потолка по своим способностям, начинает испытывать неудовлетворение: ему хочется еще большего, хотя это большее уже ему не по силам. Сколько я знал случаев, когда человека, великолепно справлявшегося со своим делом, выдвигали на более ответственную работу и он ее заваливал, потому что она была ему не по плечу. Более того, этот человек терял уважение своих коллег, товарищей. Когда он был на своем месте, его ценили, а тут вдруг все замечали, что «король-то голый», и уже он не такой умный, как думали, и не такой уже ценный работник, как полагали… А многие ли, даже зная свои возможности, имеют мужество отказаться от повышения, более высокой зарплаты, других привилегий, которые дает высокий пост?
Вот если бы мне вдруг предложили должность заместителя директора института, отказался бы я?
— Вы знаете, что наш филиал после трагической кончины незабвенного Егора Исаевича, — перешел к
