тоже у тебя, Сережа, можа, и попросила бы моего отца вернуть. Он даже до Сталинграда не доехал, в его вагон бомба жахнула. Мы с того даже пенсию не получали, не воевал ведь. Я бы вот тебя попросила, чтоб ты меня туда, на станцию отправил, я бы его в другой вагон уговорила сесть...
Кошкин вздрогнул. Он испугался, что Мариловна сейчас вспомнит вчерашний день.
- Да вот думаю, вместо него кто-то в этот вагон сядет, и придет похоронка в другую семью, и куплю я себе счастье через чужое горе... А уж мы с мамой и тремя братьями меру того горя до самой изнаночки знаем.
Друзья замерли.
- Я, Мариловна, не за мертвецами, я нынче за живыми, - оглянулся Кошкин.
- Дак это другое совсем дело! Я ж тебе говорила - за Леной собрался! Привет ей от меня, старой, передавай. Танцует она у тебя красиво! Прямо как на балах, которые в фильмах про старые времена показывают. Наташа-то Ростова у Бондарчука, помнишь? Твоя не хуже...
- Не моя она теперь, Мариловна, - сдвинул брови Сергей Павлович.
- А это, Сережа, испытание! Не верю я, что любовь бесследно исчезает. Всякого в жизни насмотрелась и знаю: если была любовь, то никуда она не денется. Ее, как Самого Господа Бога, обмануть нельзя. Можно только самого себя обмануть, да будет потом наказание не хуже Страшного Суда! И знаешь еще что? Никакой второй любви не бывает! Она, как и душа, одна человеку дается. Первая и все! Не сберег - и все, мучайся всю жизнь. Вторая - это уже не любовь, а сожительство!
Ох и разгорячилась Мариловна, ох и разошлась! Но Кошкин подмигнул Дорохову и повернул одному ему понятные рукоятки. Мариловна еще ворчала, а Сергей Павлович уже стоял у здания лаборатории, любуясь нелепым выцветшим еще во времена Брежнева лозунгом на растяжке: «Решения партии в жизнь».
До университета пришлось идти пешком, советского пятачка на автобус в кармане не предвиделось. Ноги сами несли Кошкина в нужном направлении, и он даже не успевал ностальгически удивляться полуголым витринам магазинов с манекенами в стандартных одеждах, пионерам, гурьбой идущим с уроков, молодым людям в самопальных джинсах и кроссовках фабрики «Кимры», автофургонам «Газ-52» с лаконичной, но теплой надписью «Хлеб», самодостаточным, по добрым милиционерам...
В квартале от альма-матер располагался ломбард, куда и зашел Сергей Павлович, дабы разжиться денежными знаками, не знающими инфляции и сравнения с долларом. Он респектабельно выложил на прилавок перед круглоголовым лысоватым мужчиной золотой портсигар, подаренный коллегами на день рождения. Этой ненужной роскошью Кошкин никогда в жизни не пользовался. Мужчина внимательно осмотрел «товар» и произнес заветное слово «паспорт». Кошкин начал сосредоточенно рыться в карманах и притворно тяжело вздохнул.
- Вот, ё-моё, неужели дома оставил! Все! Накрылся взнос за кооператив. Не успею...
Мужчина пожал плечами и молча положил портсигар обратно на прилавок. Кошкин с повторным вздохом медленно стал укладывать его в карман, весь его жалкий вид подсказывал: ну придумай что-нибудь, дядя. И дядя придумал, когда Сергей Павлович нарочито неуверенно потянулся к дверной ручке.
- Знаете, я могу его взять... Ну, как на свой паспорт, но, знаете ли...
- Да в полцены! - радостно выкрикнул Кошкин, одним броском вернувшийся к прилавку.
- Не ворованный? - для приличия спросил приемщик, отсчитывая свеженькие красные червонцы.
- Подарок, - успокоил инженер.
Около часа он бродил у входа в университетский корпус, где еще не сидели хмурые и скорые на едкий окрик охранники и где последние двадцать лет располагались филологический факультет и факультет романо-германской филологии. Нужно было решиться зайти внутрь, заглянуть в расписание. Номер группы Лены Сергей Павлович помнил, и узнать аудиторию, где находилась Лена, не составляло труда. Но он, ностальгически очарованный, стоял у парадного крыльца, задумчиво всматриваясь в лица проходивших мимо людей.
И вот, наконец, на крыльце появились студенты. Юноши торопливо и жадно закуривали, стреляли друг у друга сигареты, девушки группами шли к автобусной остановке. Последние анекдоты и курьезы, принесенные с семинаров, рассыпались взрывами хохота, шел оживленный обмен конспектами и учебниками. И во всей этой кутерьме Сергей Павлович очень боялся просмотреть Лену.
Она вышла из корпуса в числе последних в обществе худого чернявого паренька, который что-то весьма эмоционально ей декламировал. Паренек явно не вписывался в планы Кошкина. С минуту инженер стоял в растерянности, а оживленно беседующая парочка двигалась
