– Нет, хуйня, – говорит Клок. – Самые лучшие – это «Левис».
В коридоре Быра пиздит Куню:
– Как мы договорились? Каждый день двадцать копеек.
– Мне не дали сегодня.
– А меня это не ебет.
Карпекина встает с парты и подходит к ним:
– Ну-ка, отпусти его.
Она никогда не лезет ни в какие драки и с нами вообще не разговаривает, считает, что мы козлы и идиоты.
Быра рот разинул от удивления, но Куню не отпускает.
– Не лезь не в свое дело.
– Я тебе сказала: отпусти.
– Кто ты такая тут указывать? Куня, ебни ей.
Куня испуганно смотрит на Карпекину.
– Кому говорит, ебни. А то я тебе ебну.
Куня замахивается, но Карпекина отступает назад.
– Плюнь на нее.
Куня харкает, втягивая сопли, и плюет. Сопля приземляется у Карпекиной на фартуке. Она медленно достает из кармана платок и вытирает ее:
– Ты подонок, Быркин. Таких надо сажать.
– Ты у меня еще попизди. Я тебя в жопу выебу.
Он хохочет, Куня тоже ухмыляется, хотя видно, что он соссал.
Я прихожу домой часов в одиннадцать. Родители дома.
– Ну, где ты ходишь? – спрашивает мама.
Все понятно: ее разозлили на работе, но я-то тут при чем?
– Гуляю.
– Учиться надо, а не гулять. Оценки какие? Одни тройки. А вспомни, как в начальных классах учился – на отлично. И во втором. А как связался с этими – сразу все коту под хвост. Ну, скажи мне, что у тебя общего с этими хулиганами, у которых родители – пьяницы? Ты что, не можешь себе нормальных друзей найти? Что у тебя с этими общего?
– Все.
– Ладно, Катюша, не ругай сына, – вклинивается папа. – Он у нас хороший парень.
Он подходит ко мне и сует свою слабую руку – как дохлую рыбину. Я пожимаю ее.
– И ты не обижайся на маму. Она тебя любит на самом деле, но волнуется. И я волнуюсь.
– Когда выпьешь, – тоскливо говорит мама.
– А помнишь, Катя, семидесятый год? Наше первое свидание. Потом вдруг пошел дождь, и мы прятались в магазине, а тетки хотели нас выгнать. Говорили, что магазин закрывается. А потом дождь перестал, и мы пошли в парк, и я оторвал для тебя веточку сирени – она была мокрая. И мы гуляли и говорили про «Битлз», и я читал тебе стихи? Помнишь?
– В субботу в город приедут панки, – говорит Вэк. – У них какой-то, блядь, рок-фестиваль в ДК Текстильщиков.
– А кто такие панки? – спрашивает Бык.
– Так, пидарасы. Ну, вроде этого придурка Иванова. Музыку там всякую говняную слушают, шмотки не как у людей. Пацаны говорят, что надо поехать их отпиздить.
– А если менты?
– Менты нас не тронут. Они всех этих хуесосов сами ненавидят. Ну, что, едешь или нет?
– Поеду.
Сбор небольшой: человек 10-15. Из «основных» – только Обезьяна.
– А где твои остальные? – спрашивает его Вэк.
– Так, бухают. Говорят, хули нам за дело до всяких уродов, это тебе не сбор за район. Пусть молодые едут.
– А ты зачем тогда едешь?
– А я музыку люблю, – он ржет.
Доезжаем до Первомайского проспекта, выходим. Возле ДК Текстильщиков толпился народ, много волосатых, с серьгами и заклепками. Бегают какие-то пилы с табличками спереди, на которых написано «Оргкомитет фестиваля». Стоит и ментовский «бобик» и человек пять ментов возле него.
Обезьяна подходит к ментам:
– Товарищ старший лейтенант! Что же это такое делается? Посредине города ходит всякий буржуазный элемент, а наша милиция даже его не арестовывает?
Ментовский старлей смотрит на него, потом на неформалов.
– Официальное мероприятие, райком комсомола проводит. Значит, так надо. Так что, смотрите, чтоб здесь никакого беспорядка не было, – он останавливается, еще раз смотрит на неформалов. – Но если где- нибудь там, подальше, – он показывает на парк, – кто-нибудь из этих получит по жопе, то может, оно и к лучшему. Но чтоб на подходах к ДК все было тихо. Ты меня понял?
– Понял.
Обезьяна возвращается к нам:
– Пошли пока погуляем. Все-таки, козлы эти менты. Как самим повязать этих пидарасов – ссут, а если мы их отпиздим, то пожалуйста.
Мы гуляем по центру, потом идем жрать мороженое в «Пингвин». Там сидят много пацанов с бабами – пришли на стрелку – и мы долго ищем свободный столик, потом придвигаем к нему еще один, сидим до закрытия, травим анекдоты.
Когда выходим на улицу, уже темно. Возле ДК все еще стоят менты, а народу почти нет. Слышна музыка. Мы становимся в стороне. Потом у них начинается какой-то перерыв, и народ вываливает на улицу покурить. Несколько пацанов прут к остановке. Мы – за ними.
– Э, подожди, – говорит Вэк пацану, который идет последним. У него длинные волосы, как у нашего Неформала. Пацан останавливается.
– Ну, вы с ним поговорите, а мы остальных догоним, – кричит Обезьяна. Мы с Вэком хватаем его за куртку.
– У меня нет денег, – говорит пацан.
– Хули нам твои деньги, – Вэк рассматривает пацана. Он весь потный. – Чего ты такой мокрый?
– Так, на концерте был.
– А то за концерт такой?
– Ну, рок-фестиваль.
– А ты что, там прыгал, дергался?
– Ну, да.
– А нахуя ты там прыгал, дергался?
– Ну...
Вэк бьет ему в нос, пацан падает.
– Хочешь с ним разобраться? – спрашивает он меня.
– Давай.
– Ладно, а я побегу туда, к нашим.
Впереди слышны крики. Наверное, там уже идет мочилово. Вэк бежит на крики, а пацан поднимается и готовится броситься на меня. Он смотрит на меня с ненавистью и злобой, хоть он ниже меня и по виду дохлый. Я торможу на секунду, и он бьет меня ногой по яйцам, а когда я приседаю – еще раз, в нос.
– Вот тебе, блядь, уебок ебучий, – он убегает, но я успеваю рукой схватить его за ногу, и пацан падает. Ему пиздец. Я чувствую, как ненавижу его и могу прямо сейчас, на хуй, убить. Я крепко ухватил его за ногу и не отпускаю. Он махает второй ногой, но не попадает в меня, а я поднимаюсь и готовлюсь с ним разобраться. Сначала бью ему по ребрам ногой и тут же по яйцам. Он вопит и падает на спину. Я начинаю молотить его кулаками по морде, стараясь сломать нос. Постепенно злость проходит, я бью его еще
