— Чего не поделили-то?
— Вопрос, Леночка, философский, — уклончиво ответил Бабель, с удовольствием отхлебывая зеленый чифирь.
— Да фигня все, — упростил Константин, — я нищему подал, а Виталий Степанович докопался, будто я тем самым паразитов пложу.
— Сколько дал? — спросила Лена, точно это было важнее важного.
— Да не считал даже... Несколько червонцев...
— Вот-вот, — крякнул Бабель.
— Мысль у меня, — задумчиво продолжил Платонов. — Мысль. Может, стоит материализовать.
— Последний раз, когда у тебя было такое лицо, ты вляпался в судебное расследование и тебя чуть не пристрелили, — напомнила Лена.
— Чуть — не считается, — невозмутимо ответил Константин.
— И что сейчас? — вскинула брови Куравлева.
— Догадываюсь, — улыбнулся Бабель, — хочешь повторить подвиг моего столичного товарища?
— Хочу понять...
— Ну, тогда, друг мой, — хитро прищурился Виталий Степанович, — надо все делать по-честному. Берусь договориться с главным, что ты готовишь эксклюзивный материал о маргиналах. Но!.. — Бабель сделал паузу со значением: — Предлагаю заключить хотя бы устный договор об условиях — о вашем, Константин, реальном пребывании на дне...
— Вы что задумали? — испугалась Леночка.
— Не бери в голову, — успокоил ее Платонов, — чтобы понять, надо узнать изнутри. Что с того, если на недельку стану бомжом?
— Не знаю... — задумалась Лена. — Но примерять на себя чужую судьбу... Мне это кажется страшным. Причем на каком-то метафизическом уровне.
— Бросьте вы ваш идеализм, девушка, — раздраженно отмахнулся Бабель, — тут о другом речь. Настоящее журналистское расследование невозможно без полного погружения. Константин Игоревич хочет поиграть в крутого профессионала...
— Вот именно — поиграть, — перебила Куравлева.
— А я как раз предлагаю серьезное исследование.
— Условия? — не выдержал Платонов.
— Вы отдаете мне на хранение все документы, ключи от квартиры, мобильный, берете с собой минимум наличных средств, одеваетесь во все старое, в обноски — так сказать, и — лучше всего — отправляетесь в другой город, где пытаетесь выжить неделю-две!.. — сказал, как отстрелил, Виталий Степанович и выжидательно воззрился на оппонента, полагая его скорый отказ.
— Хорошие условия, — задумчиво констатировал Константин. — А что с вашей стороны?
— Костя! — не выдержала и почти закричала Лена. — А если вас убьют, продадут в рабство?! Если вы просто канете в безвестность?! Это же безумие!
— Безумству храбрых поем мы песню, — откликнулся Платонов.
К нему снова вернулось настроение легко проживаемой жизни. Внутреннее созерцание сменилось наружной улыбкой и показной бесшабашностью. Он, что называется, вошел во вкус новой идеи и даже начал в предвкушении потирать руки.
— С вас-то что, милейший Виталий Степанович? За такую работу одного признания профессионализма и смелости мало! Вы-то свою экзотику на БАМе получали, пусть в балках, но не в трущобах, вы среди комсомольцев вертелись, которые, кстати, потом благополучно разбазарили страну, а не среди людей без прошлого и будущего. Что с вас, Виталий Степанович?
Бабель, выслушав все обвинения, сначала побледнел, потом порозовел, часто задышав от
