Еще один карп, растолкав носом плавающие яблоки и сливы, погнался за барражирующей над лилиями стрекозой, да так увлекся, что выпрыгнул из воды на зеленый дерн прямо под ноги Никите, забился, засверкал на солнце, как горка новеньких монет.
«И все?» — Никита пожалел азартного охотника, спихнул обратно в воду. Он подумал, что брат над ним издевается. Сделать такое предсказание было все равно, что предположить, что после зимы настанет весна.
«Не все, — ответил Савва, — потому что то, что я назвал, как раз и есть признаки успешного, хорошего, а главное, весьма протяженного во времени царствования».
«Вот как? — растерялся Никита. — Но ведь это, извини меня, бред! Что, Чернобыль, или эта, как ее… затонувшая подводная лодка были провозвестниками хороших царствований? Ты что, забыл, чем все закончилось»?
«Я пытаюсь объяснить тебе механизм действия пророчества, — холодно ответил Савва. — Понятно, что обрушившиеся в начале царствования на народ и страну природные и техногенные катастрофы — еще далеко не гарантия того, что царствование будет успешным. Но это — знак, перст, намек, если угодно, обещание. Как если бы ты сидел на скамейке в парке, а напротив пристроилась симпатичная девчонка и вовсю на тебя глазела. То, что ты ей понравился — факт. Но еще далеко не факт, что ты ее трахнешь. Смысл продуктивного предсказания — подсказать путь, как довести дело до конца, в нашем случае, трахнуть девчонку. Если, конечно, — туманно добавил Савва, — к тому имеются некие высшие, скажем так, предпосылки».
«Но как это связано с природными и техногенными катастрофами в начале царствования?» — Никите плевать было на мифическую девчонку и на неведомые высшие предпосылки. Сколько их (девчонок) в последнее время (особенно, когда выяснялось чей он брат) вовсю на него глазело. Трахать не перетрахать. Главное было — найти место (высшую предпосылку), чтобы никто хотя бы часок не совался. А вот проблема катастроф Никиту волновала, ибо на всем протяжении правления прежнего президента, да и сейчас, когда начался первый конституционный срок Ремира, они шли косяком, как бы испытывая на прочность власть и государство.
«А так, что, помимо, так сказать, спущенных свыше, царь должен обрушить на народ бедствия и катастрофы по линии власти, чтобы, значит, народу небо с овчинку показалось. Если, конечно, — добавил после паузы, вызванной снятием с крючка очередного карпа, Савва, — во-первых, он сильный царь, а во- вторых, действительно хочет блага не себе лично, но всему государству. Всякая власть от Бога, — заметил Савва. — Это аксиома. А если Бог карает народ, то как может властитель угодить Богу? Только исполняя и дополняя Его волю, то есть вместе с Богом карая народ. Вот так делаются сбывающиеся пророчества».
Никита читал, что великий химик Менделеев увидел знаменитую периодическую таблицу элементов во сне. Лавуазье сделал какое-то важное (Никита не помнил, какое именно, кажется, относительно поведения воздуха внутри жидкости) открытие, когда рассматривал на свет хрустальный бокал с шампанским. В малиново-золотом воздухе над гладью пруда, над дерном Никите вдруг увиделся смутный образ, неясный чертеж машины (механизма) продуктивных пророчеств. У него аж дух захватило, до того это была иррациональная, не совпадающая с любыми (как благими, так и злыми) человеческими представлениями о чем-либо машина. Как если бы Никите увиделся двигатель внутреннего сгорания, работающий не на бензине или дизеле, но… исключительно на слезах. Или самолет, легкость и скорость полета которого впрямую зависит от… тяжести крыльев, то есть крылья должны были быть не из алюминия, а из свинца. Или весы, предназначенные для взвешивания… огня. Видение мгновенно растворилось в воздухе, оставив в сознании (как если бы оно было сельской дорогой) Никиты глубокую, но со смазанным рисунком протектора колею.
Никита понял принцип действия машины, но не понял самого принципа.
Так древние люди знали, что молния порождает огонь, но не знали (электрической) природы молнии и (углеводородной) огня.
Никита подумал, что не человеческое это дело — продуктивные пророчества. Печаль отца и печаль Саввы вдруг сделалась и его печалью. Пропади они пропадом: дурная езда с охраной и сиренами, французское вино и омары, глазеющие на меня девчонки, подумал Никита. Хотя нет, спохватился, девчонкам пропадать не след.
«Именно так. Голод преодолевается войной, а порядок достигается уничтожением логики. Справедливость — наказанием невиновных, а любовь к Родине — лишением самого дорогого, что у всех разное, но в конечном итоге одно и то же, а именно жизни, — подтвердил Савва. — События, то есть история, движутся в противоположную от провозглашаемых общественным, скажем так, разумом целей — соблюдения прав человека, финансовой стабильности, списания долгов бедным странам, вакцинации населения планеты против СПИДа, защиты материнства и детства, религиозной терпимости и так далее — сторону. Будущее — всегда не то, что думает о нем подавляющее большинство людей».
«А… что?» — поинтересовался Никита.
«Не знаю, — ответил Савва, — но точно знаю, что не то. Наверное, будущее — то, что люди о нем не думают».
«А что же тогда предсказания, — спросил Никита, — твои, — спохватился, — продуктивные пророчества?»
Потому что его, Никиты, предсказания, даже такие блистательные — насчет вошедших в моду бритых гениталий с вытатуированными пауками и мухами — были… ничем, пустотой, в лучшем случае случайным угадыванием. Никита более в этом не сомневался. Конечно же, гениталии должны быть украшены не пауками и мухами, а грибами, это совершенно очевидно. Савва просто пожалел его, и предсказание Никиты сбылось, скользнуло по реальности, как неурочный луч, отразившийся от настоящего, пусть даже задрапированного в тот момент, зеркала (пророчеств), какое носил в себе Савва.
«Предсказания, — внимательно уставился на поплавок Савва, — как и любые другие игры с будущим — это игры со смертью, потому что как исходный, так и конечный материал предсказаний — смерть. Это холодец из ножек свиньи, которая при том, что уже в холодце, не просто бегает, но бегает вечно, то есть перебегает и убегает всех без исключения предсказателей, едоков этого самого холодца. Если уподобить предсказание некоему числу, получаемому в результате комбинации неких математических действий, то эта комбинация — всегда смерть, не важно в виде умножения, деления, сложения, вычитания, извлечения корня и так далее она выступает».
«Абсолютный ноль?» — предположил Никита.
«Абсолютный ноль, — повторил Савва, — абсолютный сон, абсолютная идея, абсолютная жизнь, а может, абсолютная власть? Называй это как хочешь. Будущее — это всегда смерть, в лучшем случае движение, приближение к смерти».
Поплавок между тем вел себя странно. Не уходил вниз, не ложился на бок, а широко, как маятник, раскачивался из стороны в сторону с одновременным (малым) подъемом (вытолком) из воды.
Видимо, проникшись ответственностью момента, разом перестали звонить мобильники. Над прудом восстановилась естественная, точнее неестественная, столь милая сердцу (уху) президента, тишина.
Поплавок прекратил всяческое движение, каменно и тревожно застыл на воде, как восклицательный знак, как балерина на пуантах перед тем как отчаянно куда-то устремиться.
Никита подумал, что вот так, наверное, и с будущим. Оно в том, что на крючке, а не в движениях (неподвижности) поплавка. Какой с поплавка спрос? Никакие (Никита) предсказатели смотрят сквозь воздух на поплавок. Истинные (Савва) — сквозь воду на крючок, точнее на рыбу, собирающуюся заглотить наживку.
Если, конечно, это рыба.
«Я объясню тебе принцип действия машины предсказаний. Точнее, один из принципов, потому что их одновременно много и нет вообще, — с мрачной решимостью произнес Савва, глядя широко раскрытыми, ничего не выражающими глазами на притихшую гладь пруда, как на судьбу, которая, как известно, может принимать любую форму: воды, стрекозы, карпа и даже… не принимать вообще никакой формы. — Я называю его универсальным принципом возмещения божественной сущности. Если человеку доподлинно известны год, день и час его собственной смерти, то жизнь, в принципе, теряет для него смысл. То есть точное предсказание, благое как бы дело, превращается в собственную противоположность, ибо три цифры — год, день и час — перечеркивают, обессмысливают жизнь человека, потому что из нее уходит самая
