— Не думаю, — отвечаю я.
— Ты меня будешь бить?
— Буду запирать в чулан, как Синяя Борода…
— И уходить к другим женщинам?
— Конечно!
— Иногда мне хочется, чтобы меня выпороли ремнем как следует… Меня ведь никогда не били.
— Я подумаю, — говорю я.
— Мой строгий муж…
— С чего ты взяла, что я хочу на тебе жениться?
— Ты хочешь, — говорит она.
— А ты?
— Я?..
Я беру ее за плечи.
— Я уже один раз потерял тебя… Во второй раз этого не должно случиться. Слышишь, не должно!
— Дикарь… — смеется она. — Ты не знаешь ни одного ласкового слова…
— О-лень-ка… — по складам говорю я. — До-ро-га-я…
А потом было вот что.
Уже был рассвет, когда мы пришли в Печоры. Зарницы появлялись на бледном небе и исчезали. Небо на глазах желтело. Узкие синие облака прилепились к горизонту над самыми вершинами деревьев. Белый монастырь купался в мокрой туманной листве. На улице ни души. Оля продрогла, и я обнял ее. Желтые и синие автобусы спали в сумрачных переулках. Туда еще не пришел рассвет. Из конца в конец орали петухи. Даже удивительно, почему люди не просыпаются? Глаза у Оли закрываются. Щеки бледные, черные брови и густые ресницы выделяются на лице. Меня переполняет нежность к этой девушке. Я должен куда-то устроить ее поспать. «Запорожец» стоит у ресторана, красавца «Москвича» рядом нет. Уехали химики, скатертью дорога! В машине на сиденьях спят Игорь и Уткин. Аркадий свернулся калачиком на переднем сиденье — ему хорошо, он маленький, а вот Игорь спит сидя. Соломенные волосы спустились на глаза, рот приоткрыт.
Я иду в гостиницу и грохаю в дверь, где спит на диване дежурная. Она долго не может понять, что мне нужно. Наконец я растолковал ей, что необходимо устроить на ночь девушку. Оля, прислонившись плечом к печке, безучастно смотрит на нас. Глаза ее закрылись, я боюсь, что она стоя заснет. Мест, конечно, нет, но дежурная оказалась добросердечной женщиной и уложила Олю на свой диван.
Я вышел на улицу, решив побродить по селу до утра. Спать не хотелось.
Я их встретил у монастырской стены. Они не уехали. «Москвич» стоял за грузовиком, поэтому мы его и не заметили, когда возвращались. Три здоровенных парня стояли на мокром булыжнике, как раз посредине шоссе, и смотрели на меня. Во рту у них папиросы. В утреннем свете огоньки кажутся совсем белыми. Что-то слишком уж часто в этом году мне приходится драться, подумал я, приближаясь к ним.
Всеволод щелчком швырнул окурок в кусты и засунул руки в карманы брюк. Володя Первый и Володя Второй продолжали курить. Лица у них были невозмутимые, Всеволод нервничал. Я видел, как в карманах ворочаются его увесистые кулаки.
— Погуляли? — спросил он.
— К чему праздные вопросы? — сказал я. — Чем вы недовольны, ребята?
— Уйди с дороги! — сказал Всеволод.
— На этот раз придется тебе уйти, — ответил я.
— Я хочу тебе дать по морде, — сказал Всеволод.
— Скромное желание, — усмехнулся я и посмотрел на обоих Володей. Они молча курили.
— Она приехала с нами, — сказал Всеволод. — При чем тут ты?
Он был настроен воинственно, этот Всеволод. Справиться с ним не представляло особого труда, но Володи… Их мрачная молчаливость мне совсем не нравилась.
— Ты… — Всеволод похабно выругался и бросился на меня, но я перехватил его руку и сильно дернул вниз. Он присел от боли. Я не стал его бить. Не отпуская руки, взглянул на Володей. Они курили и без всякого выражения смотрели на нас.
Я, наверное, сильно вывернул ему руку, потому что Всеволод негромко сказал:
— Отпусти.
Я отпустил Всеволода. Он отступил от меня и стал ощупывать руку.
— Может быть, это звучит банально, но она моя невеста и я приехал за ней, — сказал я. — Мы вернемся вместе.
— Это мы еще посмотрим, — кривя губы, сказал Всеволод.
Володя Первый выплюнул окурок. То же самое сделал и Володя Второй.
— Поехали, — сказал Володя Первый.
— Я не сдвинусь с места… — заявил Всеволод.
— Мы поможем, — сказал Володя Второй и взял приятеля под руку.
— Откуда ты такой взялся?! — крикнул Всеволод. Но оба Володи подхватили его с двух сторон и повели к машине. За руль сел Володя Первый. Он был совершенно трезвый. Я стоял на шоссе и еще не верил, что все кончилось. «Москвич» заурчал — я отметил, что мотор работает отлично, — развернулся и подъехал вплотную ко мне. Володя Первый опустил стекло и, глядя на меня улыбающимися глазами, сказал:
— Ты же видишь, он дурит… — И протянул руку. Я с удовольствием ее пожал. Пожал руку и Володе Второму.
Красивая, цвета слоновой кости машина, шурша шинами, понеслась вниз через село, мимо спящих домов, мимо рощ и озер, которыми богаты эти места.
Первый солнечный луч, вынырнув из-за лесистого холма, осветил жарко заблиставшие купола монастырских церквей.
В Печоры пришло утро.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Увидев меня в цехе, Тихомиров подошел, положил руку на плечо и повел к себе в кабинет.
— Рад тебя видеть, — сказал он. — Ну, как поездка? Доволен?
— Можно подумать, ты скучал без меня…
— Просто места не находил… Особенно последние три дня. На сколько дней ты получил отпуск?
— На три.
— А отсутствовал неделю, — сказал Вениамин. — Итого три дня прогул… Конечно, такая девушка, как Оля, может кого угодно с ума свести, но при чем тут производство?
— Что-то много насчитал, — сказал я. — Воскресенье не считается, а если учесть, что суббота короткий день, то прогул всего полтора дня… Я отработаю сверхурочно.
— Как у тебя все просто… А что такое трудовая дисциплина — вам известно, товарищ Ястребов? Передовик, член комитета комсомола… Какой позор! Глядя на вас, и другие захотят прогуливать. А начальник цеха должен на это смотреть сквозь пальцы?
