шприцы и пустые пакетики без маркировки.
— Черт с ними, заприте их, только раздельно.
— А куда их деть? — осведомился старшина.
— Да хоть в зиповой ящик от эспээловского дизеля затолкай, лишь бы не сбежали.
— А поместятся?
— Пусть ноги подожмут! — сорвался лейтенант. — Артисты в цирке помещаются, значит, и эти поместятся. И пейте больше жидкости, черт вас дери. Чтоб каждый по три литра выдул. Скоро остальные явятся.
Пленных увели, запаниковавший было младший сержант удалился с кабину РЛС и оттуда не высовывался. Расула Давыдов отправил в патруль. Люди Орлова все еще были на ВГ. Мертвого солдата перенесли в пустой ЦУБ.
Давыдов, стараясь не шуметь, очистил ножом от веток ствол молодой елочки и привязал к нему трубку сигнальной ракеты. Затем свинтил предохранительный колпачок и осторожно вытянул спусковой шнур. Потянул на себя провод, служивший растяжкой, и продел его конец в кольцо спускового шнура. Где-то слева возился Расул. Они ставили импровизированные сигнальные мины вокруг позиции. Уходили драгоценные минуты, а им еще предстояло опоясать всю сопку сплошным кольцом растяжек. Работать приходилось вдвоем. Кудрявых отправили возиться с радиостанцией, раненый финн сторожил позицию и пленных диверсантов. Люди из расчета еще не пришли в себя.
Несколько растяжек разместили на равном удалении поперек ведущей к озеру тропы в надежде, что люди, хватившиеся смененного охранника, решат идти на пост привычной дорогой. Первую ракету лейтенант привязал особым способом — будет гостям неприятный сюрприз. Он хотел на всякий случай перекрыть все подступы к вершине сопки. Хорошо, что Черненко не поскупился на ракеты, выдал аж две упаковки по пять штук.
Теперь Давыдов был рад, что бойцам пришла идея взять с собой желтые коробки. Одну радиостанцию они оставили засевшему на горе финну, вторая висела на шее лейтенанта. Большую дальность связи между наземными корреспондентами они обеспечить не могли, но сейчас это и не требовалось. Помимо охраны позиции на финна возложили функцию АВАКСа[30] — «мне сверху видно все, ты так и знай…». Заметив выдвижение противника в сторону поста, он должен был по радио предупредить работающих внизу товарищей. Из опоясывающего сопку ельника местность не просматривалась, и при внезапной атаке они бы оказались в крайне невыгодном положении.
Закончив работу на обращенном к озеру склоне, они предупредили финна, что перебираются на другую сторону. Это был самый напряженный момент. Алвар остался на посту один, случись атака, ему придется воевать, пока с другой стороны сопки не прибегут лейтенант и старшина.
Работа требовала внимания и осторожности. С ракетами шутки плохи, дернешь случайно за шнур — противник раньше времени узнает о твоем присутствии. И растяжки нельзя запутать в лесу, необходимо расположить их строго по замыслу и обеспечить равномерное натяжение по всей длине — тогда, если в потемках кто-то заденет проволоку, произойдет не обрыв растяжки, а запуск ракеты. Изрядно осложняла дело темнота, воспользоваться отобранным у охранника фонариком они не решались. К ночи значительно похолодало, тем не менее на сопку оба вернулись мокрыми от пота.
Времени в запасе не осталось. Теперь все зависело от того, что предпримут не обнаружившие своего человека остальные пришельцы. По мнению Давыдова, у них было два пути. Вызывать сторожа по его «Мотороле» стал бы враг неопытный, ведь он бы тем самым нарушил так тщательно соблюдаемую радиомаскировку и, что хуже, предупредил бы захвативших или убивших охранника людей, что поиски начались. Причин считать незваных гостей недостаточно опытными у Давыдова не было, поэтому он решил, что они отправят группу в несколько человек — без лишнего шума узнать, почему не возвращается их товарищ.
Как вскоре выяснилось, Давыдов рассуждал правильно. Люди из озерного лагеря допустили единственную ошибку: они пошли на разведку но привычной дороге.
Первую растяжку лейтенант поставил буквой «V». Кроме того, ловушка была двойная, к одной проволоке он прикрепил вытяжной трос осветительной ракеты, а к другой — трос ракеты СХТ, сигнала химической тревоги. Люди, идущие первыми, не имели ни единого шанса миновать устройство.
Давыдов, финн и Расул просидели в засаде около получаса, когда наконец раздался приглушенный расстоянием хлопок и над пространством между сопкой и берегом вспыхнул белый дрожащий свет. Расчет Давыдова оправдался. Услышав сзади и сбоку выстрел сигнальной ракеты, шедший первым человек инстинктивно бросился вперед и попал на вторую растяжку. Пять ярко-красных огненных шаров СХТ с визгом полетели вдоль тропы параллельно земле. Для четырех человек старт второй ракеты был равноценен выстрелу в упор зарядом картечи. Вслед за вторым хлопком до сопки донеслись крики боли и ужаса. В мерцании качающегося на парашюте осветительного патрона лейтенант и его дозорные увидели мечущихся на тропе людей. Один из пяти зарядов попал кому-то в туловище и догорал в ране. Обезумевший от боли человек с воем катался по земле, еще кого-то сбило с ног. Через мгновение крики стихли, раненый перестал шевелиться. Второй пытался встать, но всякий раз заваливался набок. Двое уцелевших были полностью деморализованы, и лишь через минуту они подняли оставшегося в живых товарища и побежали обратно.
— Огонь, пока патрон не погас! — закричал Давыдов, ловя одного из мечущихся на тропе на мушку. Вспомнив убитого и брошенного в мусорную яму солдата, лейтенант не испытывал ничего, кроме ярости и мстительного удовлетворения, отправляя пулю за пулей в убегающих. Слева и справа мелькали вспышки выстрелов Расула и Алвара. Один из бегущих упал и снова вскочил на ноги, но в слабом дрожащем свете было не разобрать, попали в него или он просто споткнулся. Догорающий патрон снижался, и вскоре убегающие оказались вне образуемого им светового круга.
— Что случилось? — прибежал услышавший пальбу Кудрявых. — На нас напали?
— Пытались, — ответил старшина. — Теперь не скоро сунутся, двоих точно задели, а может, и третьего…
— Ну, теперь они попробуют вести с нами переговоры… — подвел итоги Давыдов.
Начали подходить и малость пришедшие в себя местные сомнамбулы.
— Ну что, очухались? — встретил их вопросом старшина.
Бойцы загомонили, вперед выступил очкарик:
— Товарищ лейтенант, что нам делать?
— Вы как, не уснете на ходу?
— Уже лучше, отпускает помаленьку…
— Ну что ж, несколько часов мы выиграли. Теперь все зависит от нас.
Давыдов собрал военный совет, наступило время решать, как быть дальше. Жизнь всей группы зависела от быстрых и слаженных действий. Теперь офицер остро почувствовал нехватку опыта, в училище не готовили к действиям в таких условиях. Это вам, товарищ лейтенант, не на картах в классе тактики упражняться. Неизвестна даже национальность то ли бандитов, то ли диверсантов. Второй пленный проронил одну английскую фразу в момент задержания, но больше не реагировал на вопросы на этом языке. Между собой пленные говорили не по-английски, в этом Давыдов был уверен на все сто, недаром в училище имел по «инглишу» только отличные оценки, хотя разговорный курс сводился к вопросам: «Ваше звание, фамилия, должность? Годится ли этот брод для тяжелой техники?»
Язык диверсантов (до уточнения обстоятельств Толик решил считать пришельцев диверсантами) на английский не походил ничуть. По словам Алвара, он не был и скандинавским, финн немало поколесил по Швеции, Дании и Норвегии.
— Похоже на голландский, но они очень мало говорили, я не успеть точно определить.
Воин в очках сообщил, что речь диверсантов очень похожа на немецкую.
— А ты кто, филолог-германист? — ревниво осведомился у очкарика Мишка Кудрявых. — Мы в Бауманке тоже немецкий учим, так я со своим техническим переводом ни фига не понял,
— Я немецкую школу окончил, — гордо доложил очкарик.
— А чего же ты тогда здесь, а не в инъязе? — съехидничал Мишка.
— Хотел в высшую школу КГБ, а туда только после армии…
— А теперь хлебнул армейских приколов и расхотел? — «доставал» Кудрявых очкарика.
