Лагерь на берегу озера был виден достаточно хорошо, но вести наблюдение мешали сосны, елки и царивший у земли полумрак. В свете костра мельтешили тени людей, занятых какой-то работой. Порывы ветра с озера уносили вверх искры костра. Болото между лагерем и позицией было задернуто дымкой. Ветер почти не продувал низину, и полосы тумана лениво плыли над торфяником. Временами ветер придавал им причудливые очертания.
Туман возник внезапно. Когда ловили сменщика, его еще не было. Северные чудеса. Поверху он прихотливо клубился. Из беспокойной пелены выглядывали верхушки низкорослых елок и хлипких сосен. От всего этого окружающий пейзаж казался зловещим и таинственным.
— У костра несколько человек что-то переносят с места на место, какие-то продолговатые предметы, тяжелые.
На мачту «Тамары» лейтенант и старшина забирались собственными силами. Теперь вели наблюдение и отдыхали перед возвращением. Спускаться тоже предстояло «пешком» — подъемник вывели из строя незваные гости.
Результаты визуальной разведки отправляли вниз по радио. Конечно, можно было сообщить их сразу после спуска, но еще в училище Давыдову крепко вбили в голову, что информацию нужно передавать, пока она не утратила своей ценности. А данные о противнике доводить до подчиненных немедленно. Мировая военная история знает достаточно случаев, когда ценные сведения пропадали втуне из-за нерасторопности разведчиков.
Стрельбы со стороны лагеря почти не опасались. Небо над озером было светлее, чем над сопкой, — очень мало шансов обнаружить наблюдателей на темном фоне, разве что кто-нибудь возьмется рассматривать антенну в бинокль или ПНВ. Но до этого еще додуматься надо. Зато была вероятность спуститься с мачты со скоростью выше запланированной. И она, эта вероятность, росла с каждой минутой, проведенной наблюдателями наверху. Иззябшие пальцы почти не слушались.
Спускались медленно. Задерживались у каждой секции мачты. По всей длине любой из секций шла скоба для крепления страховки. Один хватался одеревеневшими руками за перекладины, второй пристегивал к скобе цепь его страховочного пояса. В пяти метрах от земли качать перестало, офицер и солдат больше не пристегивались.
Особых повреждений в радиостанции Давыдов не нашел. Пока лейтенант и Иванов играли в войну, а потом в Маугли и Тарзана, Мишка занимался ремонтом. Разбитую ГУ-43В он заменил принесенной с базы. Произвел внешний осмотр всех блоков, поискал мины и другие сюрпризы. Похоже, гости ограничились тем, что вывели из строя передатчик. Кудрявых задвинул на место блок усилителя мощности и нажал кнопку подачи питания на ЩАЗ[31]. Вспыхнули индикаторные лампы, загудели вентиляторы системы охлаждения. Приемник был полностью исправен, и младший сержант быстро настроился на частоту батальона. Оперативный уточнял у какого-то подразделения характеристики трассового борта. Спокойный далекий голос создавал иллюзию, что все в порядке.
В дверь КУНГа ввалились продрогшие Давыдов и Иванов.
— Настроился?
— Батальон я принимаю, но их еще не вызывал, вы же, товарищ лейтенант, говорили, что сразу на новую лампу высокое давать нельзя.
— Да, но сейчас жестить[32] все же некогда, пусти-ка меня. — Лейтенант протиснулся к стойке передатчика. Попробую настроиться с минимальной мощностью.
Анатолий выставил частоту, уровень сигнала возбудителя и стал медленно поворачивать ручки БМЗ[33]. Втроем внимательно следили за поведением стрелок указателей анодного и сеточного тока. Стрелка тока последнего каскада УМ[34] дошла до деления в один ампер, потом выбило высокое — сработала защита.
— Как раз вовремя, вот же черт, — ругнулся Мишка.
Расул сокрушенно поцокал языком. Сделали еще несколько попыток настроиться. У Давыдова появилась испарина на лбу. Тут взмокнешь… Радиостанция — единственная возможность связаться с частью. Они уже пробовали соединить полевой телефон с гнездами канала радиорелейной станции на линейном щитке «Тамары», к которым раньше подключалась линия громкой связи в ЦУБе. Эту затею пришлось оставить, когда Кудрявых обнаружил, что люк щитка закрыт, а щель между крышкой люка и бортом залеплена брикетом чего-то похожего на оконную замазку. Из брикета торчала штуковина с мигающими огоньками, от нее в недра линейного щитка уходили провода. Младший сержант Кудрявых пулей вылетел из капонира. Вызванный для консультации Алвар осмотрел щиток и «замазку», полюбовался на мину у входа в капонир и сделал вывод:
— Разобрать нельзя, можно здесь взорвать. Только тогда все равно связь не будет. Этот станция весь тогда не работать. Дверь тоже нельзя ломать. Все надо оставить, как есть, надо специальный, — финн повертел пальцами в поисках нужного русского слова, — снаряжение. А так ничего не будет. В эта яма больше никто ходить нельзя.
«Тамара» со всеми ее наворотами: компьютером, средствами связи — стала бесполезной и даже опасной. Того и гляди, рванет.
С пятой попытки Анатолий выгнал выход с усилителя мощности до метки «2А» и настроил УСС — устройство симметрии и согласования с антенной.
— Ну, пробуем. — Лейтенант взялся за микрофон. — «Ольха пятнадцать», я — «Выселки сорок два», прием.
Высокое снова выбило.
— У, железяка хренова, — Давыдов пнул стойку ногой. Ногтем он отрегулировал уровень телефонного сигнала на возбудителе, снова настроил передатчик.
От этого занятия лейтенанта оторвал солдатик в очках.
— Тут эти, кажется, нас вызывают. — Вошедший подал Толику «Моторолу».
— Миша, вызывай наших, а я попробую поговорить с господами с озера.
Противник сообразил, что с ним хотят установить «дипломатические отношения», и осмелился нарушить теперь уже бесполезное радиомолчание. Диверсанты не рискнули на повторную разведку — может быть, туман сорвал их планы, а может быть, у них не осталось свободных людей. Лейтенант вышел из КУНГа. Станция в руке ожила, прозвучала фраза на незнакомом языке. Толик подошел к склону сопки. Говоривший по радио забеспокоился — промежутки между вызовами сократились. Иногда пищал тональный вызов.
Устроившись на ящике с песком у пожарного щита, Алвар наблюдал за озером. Уходить в ЦУБ стойкий финн отказался наотрез. Из-за раны его знобило, он кутался в армейский бушлат пятидесятого размера, который на крепкой фигуре скандинава казался распашонкой. Солдатская шапка при любом шевелении головы норовила съехать с макушки, нелепо болтались неподвязанные наушники.
Вдоль противоположного склона бродил патрульный, шуршал гравием. Небо заметно осветлилось. Просыпался лес, чирикали ранние птахи. От воды тянуло свежестью. Туман постепенно рассеивался. Над озерной гладью протянулась узкая полоска зари.
— Все тихо, — сообщил Алвар подошедшему офицеру.
Толик дал ему станцию. Кто-то отчетливо повторил произнесенную ранее фразу. Финн отрицательно покачал головой:
— Я не понимать.
— А язык узнаешь?
Потомок викингов пожал плечами. Лейтенант забрал станцию, со вздохом утопил кнопку передачи:
— Пусть ответит кто-нибудь, говорящий по-русски. — Выждав, кое-как сформулировал эту же фразу по-английски.
Неизвестный корреспондент мешкал. Было слышно, как он нажимает тангенту, но передача не велась. Так бывает, когда телефонная трубка переходит из рук в руки. Потом уверенный голос спросил:
— Кто это?
— А это кто? — парировал Анатолий.
— Я полагаю, вы знаете, иначе не стали бы меня вызывать.
Корреспондент говорил по-русски лучше, чем большинство Давыдовских подчиненных, уроженцев республик Средней Азии и Прибалтики. Но опять едва уловимый акцент, как и у первого пленного. Кто же
