Страх за свою жизнь сменился тупой обреченностью. Думать об ответственности не хотелось. Что-либо предпринять, исправить ситуацию майор не мог. Иногда появлялась решимость, хотелось что-то сделать, но не удавалось придумать что. Вспышки отчаяния и злости чередовались с обволакивающей все тело вялостью.
Отсюда не был виден лагерь противника, до спасительной сопки слишком далеко. Оставалось ждать. Но лежать рядом с мертвым моряком было невыносимо. Вертолет слабо чадил, пахло сгоревшим керосином, маслом, человеческой плотью. Тела погибших в машине превратились в уголь. Иногда ветер менялся, и тошнотворный запах добирался до Корнеёва, вызывая спазмы в желудке. От влажного мха промокла одежда, ноги мерзли в сырых ботинках. Временами майора трясло от холода и шока.
Не сразу Корнеев заметил, что заложники и пленные двинулись навстречу друг другу. Зато, когда две пары людей вышли на равнину, он со своей «позиции» увидел их очень хорошо. Им предстояло разминуться в какой-то сотне метров от вертолета. Словно в дремоте, пришла мысль, что Давыдов, несмотря на запрет, начал обмен. Надо помешать… Мысли расплывались, путались. Почему не должен состояться обмен, майор уже не понимал, но как будто неведомый голос твердил ему: вмешайся! Уставший думать Корнеев подчинился голосу. Взяв винтовку поудобнее, он сменил позицию. Пришлось перелезть через тело капитана, в ноздри ударил солоноватый запах крови. В голове прояснилось: сорвав обмен, он выиграет время и помешает отлету «гостей». Майор обрадовался решению: все правильно. Теперь он знает, что делать. Он снова контролирует ситуацию.
Обе пары достигли середины пути одновременно. Корнеев слышал, как пошутил пленник и заложники рассмеялись. Орлов и финн шли легко, руки у них были свободны. Когда скованным на ручниками людям осталась четверть пути, Корнеев прицелился, задержал дыхание и плавно нажал спуск. Шедшего с его стороны человека опрокинуло, он потянул за собой напарника. Тот был не лыком шит. Он не пытался избавиться от наручников, а взвалил товарища на спину и, петляя, как заяц, помчался к озеру.
— Ты что-о-о!!! — заорал Давыдов, уронив бинокль и повернувшись к Алвару.
— Это не я. Это кто-то от вертолет. Оттуда стрелять.
Лейтенант навел бинокль на корпус «Ка-29» и никого не увидел. Потом заметил движение.
Орлов и Тойво услышали стрельбу и резво припустили к сопке. Человек с ношей на спине уже карабкался на сельгу, когда Корнеев выстрелил снова. Два тела, скованные наручниками, покатились по склону. Со стороны озера уже палили в ответ. С вершины сельги к покореженному фюзеляжу протянулся дымный шлейф, изувеченную «вертушку» окутало облако разрыва.
До подножия сопки беглецам оставалось метров пятьдесят. Петляя между елками и валунами, они неслись по низине. Огонь со стороны озера сосредоточился на бегущих. Стрелков по-прежнему не было видно. У ног Орлова и финна взлетали султанчики песка и гравия.
— Ложись, падай! — закричал Алвар и громко добавил что-то по-фински. Бывшие заложники залегли за валунами у подножия сопки. Давыдов зажег дымовую шашку и бросил вниз. Место, где укрылись товарищи, заволокло дымом. У кого-то из солдат на огневой точке, обращенной к озеру, сдали нервы, и он начал палить в белый свет как в копеечку. На гряде не было видно противника. Не новички, умеют маскироваться. Ответные пули стучали по брустверу УКТ, за которым прятались Алвар и лейтенант.
— Кого увидишь, стреляй. — Давыдов на «пятой точке» съехал по склону.
Алвар выстрелил:
— Кажется, попал.
Анатолий вызвал батальон и начал сообщать последние новости. В небе что-то прошуршало, оглушительно грохнуло над головой. Уши пронзила боль, зазвенело в черепе. Обхватив голову руками, лейтенант повалился на землю и закричал. Рядом ползал и орал боец. Лопнул шар ветрозащиты. Мачта дернулась, со звоном порвались тросы верхнего яруса оттяжек. Осколки стеклопластика полетели во все стороны. Механизм вращения антенны свесился с площадки на верху мачты; несколько мгновений его удерживали питающие кабели, потом он сорвался. Вся конструкция мачты, увлекаемая механизмом, стала крениться. Ненадолго ее падение задержали растяжки четвертого и пятого ярусов, потом она переломилась и упала на антенну от демонтированной РЛС, с жутким скрежетом превратила ажурную конструкцию в мешанину из алюминиевых трубок, сеток и стальных ферм. Плотно сцепившись с антенной, мачта съезжала по склону, по пути срывая колючую проволоку заграждений. В этот момент грянули мины в капонире, где стоял прицеп СПЛ. Установить причину взрыва потом так и не удалось. То ли взрыватели сработали от сотрясения, когда упали обломки мачты или колпака ветрозащиты, то ли у мин, кроме прочих, были еще и радиовзрыватели и с озера послали нужный радиосигнал. Земля вздрогнула, вокруг застучал поднятый взрывом щебень. Мелкие камни запрыгали по склонам укрытия вниз. Визжал металл съезжающих по склону мачты и антенны. Позицию заволокло дымом, в котловане стало нечем дышать.
Давыдов, кашляя и чихая, на четвереньках выбирался из УКТ. Мачта и антенна наконец остановились на середине склона. Груда искореженного металла угрожающе нависла над огневой точкой. На глазах у Давыдова из неглубокого окопа выскочил солдат и побежал вверх по склону. В этот момент лопнул трос растяжки, один из тех, что удерживали на месте ворох увечного металла. Стальная петля кинулась вверх, ударила солдата, потом, потеряв энергию, раскрутилась и замерла. Смятая страшным ударом человеческая фигурка кувырком отлетела в сторону. Один за другим лопнули остальные тросы, и то, что миг назад называлось антенно-мачтовыми устройствами, рухнуло в ельник у подножия сопки. Одна из растяжек намоталась на антенну радиостанции и, как щупальце спрута, утащила ее за собой. В воздухе мелькнул металлический кол с привязью, ранее ограничивающей вращение антенны. Он с силой обрушился на дверь КУНГа радиостанции и застрял в ней. Повсюду сыпались сломанные ветки, сбитая хвоя.
Тишина наступила внезапно, после грохота и скрежета отсутствие звуков казалось неестественным. Давыдов наконец пришел в себя, словно от гипноза очнулся и обнаружил, что стоит на четвереньках у выхода из УКТ. Где-то слева и сверху, у бруствера, отплевывался от пыли и ругался, почему-то исключительно по-русски, Алвар. Лейтенант встал и побежал к сбитому тросом солдату.
Над телом уже склонились Расул и электромеханик-азербайджанец, навстречу Анатолию бежал младший сержант-локаторщик.
Солдат лежал на спине. Ударом троса ему рассекло грудную клетку. Песок под ним потемнел от крови. По краям раны белели осколки ребер, а в глубине булькало и дергалось. С края раны свисал православный крестик. Младшего сержанта вырвало. Давыдов стоял в оцепенении. Тело солдата дергалось в агонии, из легких вырывался хрип, мутнеющий взгляд блуждал, пока не нашел лицо офицера. Самым страшным было то, что боец умирал в сознании. Изо рта толчками шла кровь, захлебываясь, он что-то хрипел. Расул наклонился к залитому кровью лицу и прислушался.
— Не дай… — повторил за умирающим старшина. — Не дай уйти.
Глаза подернулись пеленой, тело содрогнулось в последний раз и застыло. Расул повернулся к лейтенанту, по его щекам катились слезы.
— У, гады… — заголосил вдруг младший сержант. — Сволочи, мать вашу…
Лейтенант вдруг с удивлением осознал, что смотрит не в лицо погибшего, а на его ногу, с которой при ударе сорвало сапог. Босым солдат выглядел еще более жалко. На его виске Давыдов заметил потемневшую ссадину и по ней узнал бойца, сторожившего пленных. Повязка, закрывавшая ссадину, слетела.
— У викингов это называться «красный орел».
Лейтенант обернулся, сзади, опираясь на карабин, стоял Алвар. Лицо финна не выражало никаких эмоций, только глаза выдавали. В них застыли боль и жалость.
— Нужно прочитать молитву. — Алвар показал на крестик погибшего, Расул и азербайджанец согласно закивали.
— Молитву? — Давыдов с недоумением обвел взглядом стоящих у тела.
— Да, командир должен читать молитву, у нас же нет капеллан, — уверенно объяснил финн.
— Но я не умею.
— Я тоже не могу, наша вера чуть-чуть другой. Вы должны прочитать молитву по ортодоксальному обычаю.
— Ортодоксальному? А, ну да, по православному. Но я не знаю молитв. И потом, мы же не можем его прямо сейчас похоронить.
— Он солдат, солдат иметь право быть похоронен как надо, мы сейчас воевать, кто знать, что будет
