все ж таки сапогами я в германскую у них разжился — уж до чего и крепкие попались! Недавно окончательно расползлись, а сколько годов я их носил!
— Небось снял с убитого? — поддел Корнилов.
— С живого, — ответил Тимаш. — Взял в плен и разул супостата… Царь-батюшка Николашка чегой- то худо заботился о российском солдате… Сапог не хватало и винтовок.
— А еще чё пишут? — поинтересовался Анисим Петухов.
Леонтий Сидорович нацепил очки и заглянул в газету.
— Вон какие плакаты несли рабочие на первомайской демонстрации в Берлине: «Германский революционный пролетариат приветствует героический пролетариат СССР!»
— Нас приветствуют, а сами живут по старинке, — заметил Андрей Иванович. — Чего же они революцию, грёб их шлёп, у себя не делают? И вождь у них есть, как это?..
— Эрнст Тельман, — подсказал Никифоров.
— Взяли бы и сковырнули Гитлера, как мы царя-батюшку!
— Как ты его ласково: царь-батюшка! — усмехнулся Петухов. — При государе-то, Андрей Иваныч, ты бы небось сейчас всей Андреевкой ворочал?
— Мне и при Советской власти живется хорошо, — сердито глянул на него Абросимов. — А вас, охотничков, давно пора прижать: всю крупную дичь в лесах повывели с Корниловым!
— Быдто ты дичинку по праздникам не ешь? — встрепенулся Петр Васильевич Корнилов.
— Я — по праздникам, а ты с Анисимовым — каждый день, — отрезал Андрей Иванович. — Сколько у тебя копченых кабаньих окороков в подполе на крюках висит?
— Какая теперича охота, — притворно вздохнул Петухов. — Одно баловство.
— Лосятину стало некому сбывать? — напирал задетый за живое Абросимов. — Супронович-то теперь много не дает? По государственной цене, видно, не выгодно?
— Сказанул: лосятину! — поддержал приятеля Корнилов. — Мы лосей уж который год в наших лесах не встречали.
— Выбили всех подчистую, грёб вашу шлёп, вот и не стало! — отвернулся от них Абросимов. Широкая борода его опускалась на грудь, глаза сузились. Андрея Ивановича было нетрудно вывести из себя.
— Советская власть еще не запретила охоту, — сказал Петухов, желавший, чтобы последнее слово стало за ним.
Абросимов было повернулся к нему, но в этот момент в комнате вспыхнула лампочка. Раздался всеобщий вздох, правда, он тут же оборвался, потому что лапочка мигнула и погасла, отчего сумрак показался еще гуще.
— Кроха, а как сверкнула! — заметил кто-то.
Лампочка еще несколько раз то накалялась, то гасла. Красные паутинки внутри нее еще какое-то время мерцали, будто кто-то невидимый раздувал их. Наконец мигание прекратилось, и лампочка засияла мощно и ровно. Большая тень председателя поселкового задвигалась на стене, от телефона тоже протянулась длинная неровная тень с кривой ручкой. Все заговорили разом. Тимашев подошел к свисающему шнуру, сначала ощупал его, потом лампочку.
— Кусается! — отдернул он руку и с улыбкой оглядел всех — Гляди ж ты, господа хорошие, махонькая, а бьет в глаза, как солнышко в пасху!
— Эка невидаль — электричество! — хмыкнул Абросимов — Будто в городе не видели, да и на базу давно провели.
— То на базе, — весомо уронил Петухов. — А для нас — праздник!
— Лиха беда начало, скоро, куды не сунься, все будет делать электричество, — ввернул Корнилов.
— Хорошо бы подключить проводок к самогонному аппарату, — хихикнул Тимаш. — Только рот подставляй — само туды потекет…
— У голодной куме одно на уме, — проворчал Абросимов.
Он подошел к окну, увидел яркий свет во всех четырех по фасаду окнах своего дома. От уличного фонаря, установленного перед поселковым, на крытую почерневшую дранку его дома тоже падал свет, щепа мокро светилась, из трубы стелился в сторону Широковых извилистый дымок.
Затрещал на стене телефон, Тимашев — ближе всех находился от деревянного ящика — снял трубку и приставил к волосатому уху.
— Алё, слухаю! — сипло прокричал он. — Бреши громче, трещит чевой-то… Алё, алё! Понятно, поселковый, а председатель тута, где ж ему быть?
Леонтий Сидорович недовольно поднялся из-за стола: не любил председатель разговаривать по телефону.
— Мать честная! — обвел всех растерянным взглядом Тимаш. — Бают в трубку, дескать, Кирова вражьи дети убили…
Никифоров рванулся к телефону, стол сдвинулся, и на пол покатилась зеленая пепельница с окурками. Вырвав у старика трубку, он заорал:
— Алё, кто говорит? — Перевел ошарашенный взгляд на Тимашева: — Повесили трубку… Откуда звонили?
— Можа, с тово свету? — пробурчал тот. — Откуда я знаю? Сергея Мироновича Кирова в Питере порешили, сказали, а потом затрещало, аж в ухе засвербило.
— Да что же это, братцы, деется на белом свете? — подал голос Петр Корнилов. — Такого человека убили!
— А этого гада, кто стрелял, пымали? — спросил Анисим Петухов.
— Про энто ничего не сказали, — ответил Тимаш.
— Тише, товарищи! — повысил голос Никифоров — Может, ложная паника. Тимофей Иванович чего перепутал…
— За что купил, за то и продаю, — огрызнулся Тимаш. Лицо у него было расстроенное, глаза помаргивали. — Жалко мне, люди добрые, товарища Кирова. Я ить его видел в Питере, на Марсовом поле, он там речь говорил…
Председатель крутил ручку телефона и бубнил в трубку: «Алё, алё, коммутатор? Мне райисполком, товарища Петрова…»
Праздничнее настроение, вызванное подключением к электростанции поселка, сменилось тревогой, негодованием. Все разом заговорили, перебивая друг друга.
— Думал на радостях выпить бутылку, а теперя придется справлять поминки, — сунулся было к Абросимову Тимаш, но тот, отодвинув его с дороги, темнее тучи вышел из комнаты. Перешагивая через лужи, встревоженно подумал, что зять Иван Кузнецов прав: враги не дремлют, где только возможно пакостят. Видно, длинные у них лапы, если такого большого человека погубили.
Придя домой, Андрей Иванович достал с чердака красный флаг, отыскал в комоде широкую черную ленту, закрепил у древка и, выйдя на крыльцо, вставил в железный держатель, который еще Дмитрий прибил в канун десятой годовщины Советской власти.
— Ты чего, Андрей? — встревоженно посмотрела на мужа Ефимья Андреевна, когда он вернулся в избу. — На тебе лица нет!
— Хорошего человека, мать, убили сволочи, — сказал он.
4
Алена в сиреневой шелковой кофточке и плиссированной юбке, которая во время вальса раскрывалась вокруг ног парашютом, с упоением танцевала. Ей было все равно с кем танцевать: веселая, смешливая, она шутила с парнями, заразительно смеялась, сверкая ровными белыми зубами, черные волосы ее разлетались, вбирая в себя теплый свет большой электрической лампочки под низким потолком. Ей было приятно, что ее наперебой приглашали. Не раз она ловила на себе взгляд Григория Дерюгина — он не
