приглашал, а только смотрел. Не танцевал командир Дерюгин и с другими девушками, хотя когда-то, еще на свадьбе сестры, приглашал Алену. Танцевал он довольно сносно, хотя и держался напряженно. Казалось, спина у него не гнется, и вообще вид у него был очень сосредоточенный, будто не танцует, а марширует на строевом плацу.
А счастлива в тот холодный осенний вечер Алена была потому, что в субботу в Климове проводил ее до поезда Лев Михайлович Рыбин, преподаватель педучилища…
Каждый день Алена ездила на поезде в Климово, а вечером возвращалась обратно. Да и не одна она — в районный центр ездили в среднюю школу старшеклассники, учащиеся педучилища. Ехать было весело и не так уж долго — всего час. Случалось Алене и ночевать в общежитии у подружек — это когда готовили художественную самодеятельность к какому-нибудь большому празднику. Мать возражала, чтобы она оставалась в Климове, поэтому Алена уже загодя готовила ее. И все равно упреков было не обобраться.
— Как это можно у чужих людей ночевать? — ворчала мать. — В общежитии небось и парни живут?
— Я не маленькая, — отмахивалась Алена.
— Гляди, девка, доиграешься, — вздыхала мать.
В этот день Алене хотелось сразу после танцев прийти домой и как следует выспаться, но тут подошел Григорий Дерюгин и посмотрел на нее такими глазами, что она сама предложила прогуляться по сосновой аллее до водокачки. Дождь кончился, ночь была лунная, и умытые звезды весело перемигивались. Стоило подуть ветру, и с шелестом летели с ветвей крупные капли, звучно щелкали Дерюгина по лакированному козырьку фуражки, клевали Алену в простоволосую голову.
— Что же вы меня не пригласили на танец? — чтобы разрядить затянувшуюся паузу, спросила девушка.
— Вы нарасхват, — ответил он.
Алена вдруг прыснула. С ней это часто случалось. Он покосился на нее, но ничего не сказал.
— Я хочу вам сказать, Алена… — начал было он.
— Ничего не говорите, Гриша! — перебила она и отвернулась, покусывая губы, чтобы опять не рассмеяться.
— Я вам совсем не нравлюсь?
— Вы, Гриша, очень моей матери нравитесь, — улыбнулась Алена.
— Я уважаю всю вашу семью, — степенно заметил он.
— Вам нужно было жениться на Тоне, — она красивая и умная…
— Самая красивая вы, Алена, — сказал он.
— И Ваня красивый и умный, а вот почему-то не поселилось счастье в их доме, — думая о своем продолжала она. — Кажется, любят друг друга, а Тоня совсем разучилась улыбаться… Почему такое бывает?
— Я буду любить вас, Алена, всю жизнь, — очень серьезно сказал Дерюгин. — У нас в роду однолюбы.
— А у нас многолюбы, — засмеялась она, но он шутку не принял…
— Вы не такая, Алена, — горячо сказал он.
— Откуда вам знать, какая я? — поддразнила девушка.
— Вы моя судьба, — вздохнул он. — Я это знаю.
Со стороны поселка послышались переборы гармошки, голос пропел забористую частушку. «Родька Петухов заворачивает! — подумала Алена. — Этот не говорил, что будет любить всю жизнь, а сразу целоваться полез…»
Рядом с ней шагал Дерюгин, иногда их плечи соприкасались. Наверное, он действительно любит ее, но почему не замирает сердце, не бросает в жар и холод, как это случалось при случайных встречах с преподавателем Львом Михайловичем Рыбиным? Молодой, черноволосый, в длинной бархатной куртке, в узких брюках, он с первого взгляда понравился Алене, да и не только ей. Подружка нарочно села на первую парту и откровенно строила глазки молодому преподавателю.
Не раз видела его Алена в спортивном зале — Рыбин тренировался с волейболистами, говорили, что он «режет» мертвые мячи. Из нее почему-то спортсменки не получилось, зато она не пропускала ни одной игры, где участвовал Рыбин. И разумеется, болела за его команду.
Как-то в коридоре он остановился и перекинулся с ней несколькими словами о новом кинофильме, а вчера сам подошел на улице и проводил до вокзала; правда, увидев там других студентов, тут же вежливо попрощался и ушел. Но Алена была на седьмом небе от счастья.
Водокачка средь мохнатых сосен и елей выглядела избушкой на курьих ножках, крыша тускло светилась под луной каким-то мерцающим светом, слепые окна мокро поблескивали, с речки доносились приглушенные шлепки, будто кто-то огромный бил мощным хвостом по тихой воде. Заморосил мелкий дождик. Странно было видеть при полной луне и сверкающих звездах тонкие серебристые нити дождя.
— Я знаю, вы любите веселых, остроумных, — вдруг заговорил Дерюгин. — А со мной вам скучно.
— Да нет, — улыбнулась Алена. — Вы не скучный…
— Какой же я?
— Если бы мне было плохо и нужно было бы к кому-нибудь обратиться… я выбрала бы вас, — задумчиво произнесла она.
Он благодарно пожал ей руку выше локтя и произнес:
— Вы сказали, Алена, замечательные слова, спасибо вам.
— За что? — удивилась она.
— Только не смейтесь, моя мать и вы — самое дорогое, что есть у меня на свете… Ну и еще моя служба.
До самого дома он рассказывал, как с детства мечтал стать военным, собирал портреты великих полководцев, помнил наизусть многие изречения Суворова:
«Срубишь дерево — упадут и ветви; уничтожишь армию — сдадутся и крепости»; «Солдату надлежит быть здорову, храбру, тверду, решиму, правдиву…». Он, Дерюгин, следует этому золотому наказу. Отец хотел отдать его на выучку столяру-краснодеревщику, тогда он убежал из дома — родом он из Витебска, — год работал в Питере на Путиловском и учился на рабфаке, потом поступил в школу красных командиров. Теперь готовится поступать в академию. Пусть не сейчас, а через год-два-три, но поступит.
— Я всегда добивался того, чего хотел, — глядя в глаза девушке, сказал он.
Они уже стояли у калитки, почуявший их Буран гремел цепью и повизгивал. Старый стал Буран. Как отец перестал ходить на охоту, так и пес заскучал, глаза слезятся, целыми днями дремлет во дворе у поленницы, и только дождь загоняет его в конуру.
— Только бы не было войны, — сказала Алена и поежилась в своей плюшевой жакетке.
— Вокруг нас столько врагов, — покачал он головой. — Кирова вот убили… Я Кирова слышал на выпускном вечере в нашем училище.
— У него лицо хорошее, — сказала Алена. — Доброе. Я Кирова видела только на портретах. Скажи, а Ваня много врагов поймал?
— Ты его сама спроси, — усмехнулся Григорий Елисеевич — Только я тебе не советую этого делать.
«Поцелует или нет? — вдруг подумала Алена, держась одной рукой за калитку. — Если поцелует, больше встречаться с ним не буду.»
Он не поцеловал, лишь почтительно пожал ей маленькую руку.
— Я завтра на машине еду в Климово, могу заехать за вами в педучилище.
— У нас завтра репетиция, — быстро произнесла она — Наверное, останусь в общежитии ночевать.
Он еще раз нежно пожал ей руку и, выбирая сухую дорогу, зашагал в военный городок. Укладываясь слать, Алена думала: почему она наврала ему, что завтра репетиция? На машине-то приятнее было бы ехать, чем в переполненном поезде…
