стараются все показать красиво, к примеру «Волга-Волга», «Трактористы», «Светлый путь», а что красивого? Копошатся что-то, борются за какие-то светлые идеалы, а где они? В чем выражаются?
— Гляжу, ты стал большой любитель кино…
— А что? Кино, если его с толком смотреть, на многое глаза открывает. Возьмем, к примеру, заграничные фильмы… Мэри Пикфорд, Дуглас Фербенкс. Какая там жизнь, а? Купаются в роскоши, все у них есть. Даже чаплинские придурки живут себе и радуются: нынче бедняк — завтра миллионщик! Была бы голова на плечах. Умеют деньги делать, умеют их и проживать… Разъезжают на автомобилях, живут в хоромах, жрут в ресторанах…
— Жрут-то и в золоте купаются миллионеры, — вставил Семен. — А бедняки зубами щелкают да на бирже труда околачиваются.
— Кто с головой, тот не пропадет…
— Мне наша жизнь нравится, — сказал Семен. — Дома все есть, ребятишки растут, люди уважают, начальство ценит.
— И все? — насмешливо посмотрел на него Леонид.
— Разве этого мало?
— Мне мало, — жестко сказал Леонид.
— Тогда вспомни, как мы с тобой с подносами наперегонки бегали, обслуживали пьянчуг, а сейчас ты — бригадир!
— Туфта все это!
— Туфта?
— Гляжу, тебя там, в Комсомольске-на-Амуре крепко обработали! — Леонид насмешливо посмотрел на брата. — В партию еще не вступил?
— Может, вступлю.
— Видно, нам теперь не понять друг друга, — заметил Леонид.
— Нет у меня злости на Советскую власть, — сказал Семен. — Что она у нас отобрала? Трактир «Милости просю»? А что дала? Да все, Леня! Я чувствую, что занимаюсь своим, понимаешь, своим делом: строю заводы, дома, жизнь строю. Дай мне сейчас десять трактиров и всю эту «красивую жизнь», которую ты увидел в кино, — мне все это даром не надо.
— Как сказать, — многозначительно заметил Леонид, но Семен не обратил внимания на его тон.
— Старое не вернется, Леня…
— Ну и живи, как крот в норе, ничего ты вокруг не видишь, потому что на глазах у тебя шоры. А я то думал, мы с тобой, как прежде…
— Что прежде-то? — вскинулся брат. — Беготня с подносами: «Пожалте!», «Мерси!», «Чего желаете?» Споры с пьяными, танцульки в клубе? Ну еще драки?
— Я о другом…
— Выбрось ты свою обиду, — посоветовал Семен. — Не доведет это до добра.
— Не ты ли уж меня продашь, браток?
— Дурак ты, Леня, — в сердцах сказал Семен.
Летучая мышь прошмыгнула над самой головой. Маневровый на станции тоненько свистнул, скрежетнул колесами и куда-то в ночь покатил. Красные искры заискрились над крышей вокзала. Невидимый дым из паровозной трубы заслонил звезды. Кузнечики умолкли на миг, затем с новой силой застрекотали. Неожиданно совсем близко, за изгородью, послышалось:
Чистый девичий голос оборвался, всхлипнула гармошка, ломкий юношеский басок затянул:
Леонид встал, головой зацепил за ветку яблони, в сердцах хрипло выкрикнул:
— Мустафа дорогу строил, а Жиган по ней ходил… Мустафа по ней поехал, а Жиган его убил…
— Вы что это, братки, загуляли? — Голос Варвары донесся из темноты. — Мы же рано утром за грибами собирались, Сеня! А ну-ка быстренько спать!
— Ишь, командир в юбке!.. — усмехнулся Леонид.
— Что было, то быльем поросло, — сказал Семен, зевая. — Ворчишь, ворчишь, как старый дед…
— Оторвался ты от нас, браток! Вон куда тебя нелегкая занесла, еще подальше, чем меня твой родственничек Митя упрятал!
— И чего ты такой злой? — вздохнул Семен.
— Зато ты очень уж стал добрый… Я тоже в дальних краях… пожил и людей разных повидал.
— Преступников, Леня, — перебил брат.
— А уж об этом ты лучше помалкивай, — зло уронил Леонид. — Ты этого народа не знаешь.
— Знаю, браток, — усмехнулся Семен. — Видал и этих… Есть такие, которые думают, как ты, а много и других, порвавших с прежним навсегда.
— Может случиться так, что ты еще попросишь защиты у меня…
— Ты это о чем? — насторожился Семен.
— Жизня, она такая непонятная штука, — туманно обронил Леонид. — Один бог знает, каким она к людям боком повернется…
— Что-то я не понимаю тебя.
— Жаль, что пути у нас наметились разные… — сказал Леонид и, повернувшись к брату спиной, затянул: — Мустафа дорогу строил, а Жиган по ней ходил…
Он вышел за калитку, притворил ее и зашагал по дороге. Семен проводил брата задумчивым взглядом, собрал посуду на деревянный поднос. Улыбнувшись, ловко заскользил меж грядок, держа поднос на вытянутых руках, но у самого крыльца зацепился за куст крыжовника и все вывернул на траву.
В черном проеме двери появилась Варвара в длинной ночной рубашке.
— Не получится уже… — рассмеялся Семен. — Отвыкли руки-то держать поднос.
— О чем вы с Леней-то толковали?
— Помнишь, в гражданскую? — посерьезнев, сказал Семен. — Сын на отца, брат на брата…
— И охота ему из пустого в порожнее переливать, — зевнула Варя.
У перекрестка Леонид свернул на соседнюю улицу. Длинные изломанные тени от телеграфных столбов косо перечеркнули тропинку. Не разжимая губ, он глухо напевал себе под нос: «Мустафа по ней поехал, а Жиган его убил…» Поравнявшись со знакомым домом, воровато оглянулся и привычным движением изнутри отодвинул железную задвижку. Только поднял руку к окну, чтобы постучать, как с крыльца послышался спокойный голос Николая Михалева:
— Ежели за яблоками, так они еще не поспели…
— Караулишь? — вышел из тени Леонид.
— С волками жить — по-волчьи выть, — уронил Николай.
На перилах крыльца тускло блеснули стволы ружья. Смутная неподвижная фигура Михалева вырисовывалась на фоне светлой двери. В руке чуть заметно тлела цигарка.
