сенокосный участок якобы поинтересоваться, как идет работа, чем вызвал на себя косые взгляды, – чем морочить людям головы, изображая из себя начальника, сам бы взял в руки косу! Лейтенант сделал вид, что не заметил этих взглядов, зато, проходя мимо одного из косарей, шепнул:
– Зайди вечером!
Спать участковому этой ночью не пришлось…
…Через два дня на одном из притоков Иньяри прогремел оглушительный взрыв, и останки питекантропов оказались погребены под многометровым слоем породы. В живых не осталось ни одного дикаря. Еще несколько дней ушло на приборку тел, оставшихся после устроенной Бестужевым бомбежки. Их сволокли в кучу и сожгли на огромном костре, смрад от которого долго еще стоял в распадке.
Женщин и детей болезнь не коснулась. По договоренности со старателями, совсем не возражавшими против такого соседства, их перевезли на Хатагай-Хаю. Там они расставили свои юрты из оленьих шкур и принялись обживать окрестности, а старатели незамедлительно приступили к строительству новых бараков – зима была не за горами. Быстро освоившись, женщины разошлись по окрестным распадкам и вскоре пригнали невесть откуда целое стадо оленей, с которыми управлялись так ловко, что мужики только диву давались. Узнав про это, Незванов вспомнил про Атласова и злорадно хмыкнул – пусть попробует предъявить женщинам свои права на стадо!
…Иван Петрович уже собирался уходить домой, когда к нему в кабинет зашли Сикорский с Винокуровым. Для небольшого, как они сказали, разговора. Говорил в основном Сикорский, лейтенант лишь иногда вставлял короткие реплики. Выслушав их, директор помрачнел.
– Вы полностью уверены в этой информации? – спросил он озабоченно.
– На сто процентов! У меня надежные источники! – ответил Винокуров, а Сикорский добавил: – Иван Петрович, я все-таки профессиональный опер!
Незванов поднял трубку, набрал номер, долго слушал длинные гудки.
– Дома его еще нет! – констатировал он и набрал другой номер. – Ферма? Директор говорит. Глагола еще там? Позовите его быстро к телефону. Иван? Привет… Давай-ка быстро ко мне, дело есть.
Глагола появился так быстро, будто бежал от фермы бегом. Увидев в кабинете Сикорского и Винокурова в форме, он вздрогнул и заметно насторожился.
– Что же ты, Иван, творишь? – Незванов ощутил острый приступ неприязни к Глаголе и не стал затягивать разговор. – Я ведь тебе доверял, поставил на ответственную должность, а ты?
– А что я? Что? – взгляд Глаголы перебегал с директора на милиционеров и обратно.
– Лейтенант, объясни ему, – повернулся директор к Винокурову. – Мне чего-то противно…
– Гражданин Глагола, – официальным тоном произнес лейтенант, – вы обвиняетесь в незаконной скупке драгоценного металла, что является нарушением закона о валютных операциях. Кроме того, вы подстрекали некоторых жителей поселка к незаконной разработке недр, то есть к тайной промывке металла в карьере.
– А еще ты за самогон подговорил двоих ухарей пошманать по трупам насчет золотишка. Сказать, кого именно? – не удержавшись, вступил в разговор Сикорский и, поморщившись, поинтересовался: – Из чего ты свою отраву гонишь, что она у тебя такая вонючая? Из говна, что ли?
– Та кого ж я там подговорив? – округлил глаза Глагола, проигнорировав вторую часть вопроса. – То ж люди от зависти лякают!
– А если мы представим неопровержимые доказательства? – строго спросил Винокуров, поправляя кобуру пистолета.
– Та й шо ж вы представите? – неуверенно произнес Иван.
– У вас будет произведен обыск, – сказал лейтенант. – В отсутствие прокурора постановление имеет право подписать глава исполнительной власти, так что все законно. Вы ведь не откажетесь, товарищ директор?
Незванов взял заранее приготовленную милиционером бумажку и, не глядя, подмахнул ее.
– Я только жене позвоню, – Глагола протянул руку к телефону. – А то дома беспорядок…
– Шустрый ты, как я посмотрю! – Сикорский прижал трубку к аппарату. – Пошли!
Винокуров недаром не спал две ночи. Теперь он четко знал, куда идти. Обыск начали с огромной теплицы, в которой копошилась жена Глаголы Слава.
– Может быть, вы отдадите золото добровольно, и на этом закончим? – предложил Винокуров.
– Откуда воно у мэнэ? – пожал плечами Иван.
– Заметьте, – обратился лейтенант к понятым, семейной паре, вышедшей прогуляться перед сном и попавшейся в цепкие руки милиции. – Подозреваемый отказывается выдать золото добровольно.
Сикорский, сидя на маленькой скамеечке, положил на колени планшет участкового и приготовился вести протокол обыска. В теплице было жарко, и он расстегнул рубашку чуть ли не до пупа. Наверное, Слава потому сухая, как вобла, что постоянно работает в такой жаре, подумал он некстати. Винокуров стойко не желал нарушать форму одежды и обливался потом, поэтому решил быстрее закончить неприятную процедуру. Пройдя в конец теплицы, он подозвал понятых и, показав на грядку, сказал Ивану:
– Будьте добры вскопать здесь землю.
– Тоби надо, ты и рой! – повысив голос, ответил Глагола, но заметно побледнел. – Тильки потом заплатишь за порушенное!
– Заплачу! – угрожающим тоном сказал лейтенант. – Я так заплачу, что как бы ты об этом не пожалел! Товарищи понятые, смотрите внимательно!
Он взял совок, которым выгребали золу из печи и принялся ковырять землю на стеллаже около самой стены. Вскоре совок звякнул обо что-то металлическое, и Винокуров извлек из земли двухлитровый эмалированный бидон с перемотанной синей изолентой крышкой. Лейтенант попытался размотать ленту, но не нашел конца и просто срезал ее ножом. Внутри оказалось десятка два полиэтиленовых пакетиков, туго обмотанных такой же лентой. Участковый вспорол один из них, и на газету высыпалась кучка зеленоватого золотого песка с включениями мелких самородков.
– Прошу записать в протокол, – Глагола почему-то заговорил на чистом русском языке, без единого украинского слова, – что это не мое! Это мне подбросили! У меня много врагов и завистников, и вы должны их найти!
– Проверим, – пробормотал Винокуров. – Все проверим, в том числе и ваше заявление…
– Василий, копни-ка еще! – вмешался Сикорский. – Где-то должны еще и наконечники быть.
Кастрюлька с золотыми наконечниками от дикарских стрел нашлась на другом стеллаже. Участковый взял в одну руку бидончик, в другую – кастрюлю, прикидывая их вес.
– Здесь не меньше пяти килограммов, – сказал он, приподняв бидон. – Видно, не один год собирал, тут, похоже, еще с прошлого сезона… И наконечников в кастрюле килограмма два. Как думаешь, Стас, на сколько в совокупности потянет?
– По верхнему пределу, конечно, – ответил Сикорский. – Да еще и с конфискацией неправедно нажитого, это и к бабке не ходи. Только наконечники будут квалифицироваться как мародерство, а это уже другая статья.
– Ладно, оформляй протокол изъятия.
Когда с бумажными делами было закончено и все протоколы подписаны, Винокуров спросил, глядя на стоящего с отрешенным видом у двери Незванова:
– Что будем делать с подозреваемым? В КПЗ?
– Еще чего не хватало! – ответил директор, бросив презрительный взгляд на Глаголу. – Хватит с нас и одного дармоеда, что там сидит.
– Так что, под домашний арест его? – не понял участковый.
– Нет уж, пусть работает, но не начальником, а в третьей бригаде косарем. Все равно, бежать ему некуда, а если и сбежит, плакать никто не будет.
Незванов знал, что бригадир третьей бригады, сосед Глаголы сибиряк Свиридов, ненавидит Ивана лютой ненавистью и создаст ему подобающие условия.
И вдруг Слава, которая все время обыска стояла и беззвучно, как рыба, открывала и закрывала рот, издала визг такой силы, что у присутствующих заложило уши.
– Идиот! Придурок! Доигрався! – кричала она, подступая к Ивану и колотя его в грудь сухими кулаками. – Говорила я, не доведет до добра тое золото! Уси гроши! Уси гроши! Ничого нэ засталось!
