городского кладбища.
Джесси хотели оставить дома, но она принялась выть так, что ничего другого, как только взять её с собой, не оставалось. Пока гроб несли на руках, она шла рядом с Аней. Потом Вока взял её с собой в автобус, а Аня с Дашей поехали на машине, вместе с родителями Гены. На кладбище Джесси не отходила от Ани. Когда стали заколачивать крышку гроба, она жалобно заскулила, но Аня присела и обняла её. Джесси лизнула Аню в лицо, но всё равно, беспокойно повизгивая, наблюдала, как гроб с хозяином опускают в могилу. Она не понимала, что происходит, и лишь присутствие Ани удерживало её от того, чтобы не броситься в яму – туда, где её хозяин. Она растерянно бросала взгляды в сторону могилы, вглядывалась в лицо Ани и вновь принималась тревожно поскуливать. После похорон Джесси с трудом увели с кладбища – она всё ждала, что хозяин вот-вот появится. Ведь когда они купались, он часто исчезал под водой, и Джесси тревожилась за него, но он всегда появлялся… И когда заходил в дверь какого-нибудь здания, а она оставалась его ждать, она тоже боялась, что он не вернется, но он всегда возвращался…
Джесси все-таки увезли домой, но она по-прежнему не притрагивалась к еде, лишь изредка лакала воду и вновь протискивалась на свое лежбище – за кресло. Шерсть её потеряла лоск, свалялась, стала линять; глаза потускнели, во взгляде сквозила тоска – по виду она стала похожа на больную собаку. По сути, она и была больна… Вока свозил её к ветеринару.
– Тут я бессилен что-то сделать! – сказал ветеринар, – молодой парень, осмотрев Джесси и выслушав рассказ Воки. – Могу лишь дать витамины и всё… Если не начнет есть, через неделю умрет.
Джесси не ела еще десять дней. С трудом, покачиваясь, ходила с Аней на пустырь, и так же, едва переставляя ноги, возвращалась. Потом перестала пить и воду. Вытянувшись, она лежала за креслом. Аня плакала. Джесси лишь приподнимала голову, глядела на неё тусклым, уже со смертной поволокой, взглядом и вновь роняла голову на пол. Вока, обвернув истощавшее тело собаки покрывалом, ещё раз свозил её к ветеринару, но уже в другую лечебницу. Ветеринар, на этот раз женщина пенсионного возраста сказала то же самое, что и в первой ветлечебнице, но её прогноз был более суров: «Два, максимум три дня», – сказала она. Вока завернул Джесси в покрывало, отнёс в машину, положил на заднее сиденье и поехал к озеру; к тому месту, где Гена раньше часто гулял с ней. Там он положил её у самого берега и развернул покрывало. Слабый ветерок рябил озерную гладь, шуршал сухими листьями. Запахи озерной воды, прибрежной тины, камыша, такие знакомые и далекие, заставили Джесси открыть глаза. Она вспомнила эти запахи – единственное, что она ещё могла воспринимать. В её угасающем сознании вдруг явственно всплыла картина солнечного дня на берегу озера, и как хозяин, широко размахнувшись, бросает палку в воду. «Апорт!» – словно издалека звучит его команда, а Джесси ещё до того, как прозвучала команда, бросается в озеро и, сильно загребая передними лапами, спешит к колыхающейся в легкой ряби волн палке, хватает её зубами и спешит обратно к берегу, дабы поскорее услышать заслуженную похвалу хозяина…
Она дернулась всем телом, словно хотела вскочить и побежать… но всё, что смогла, это лишь с усилием оторвать голову от земли. По всему её телу прошла дрожь. Джесси опустила голову. Предсмертная агония ещё раз колыхнула тело. Она неестественно вытянулась и перестала дышать… Со слезами на глазах смотрел Вока на умирающую собаку друга. Собаку, которая предпочла умереть, нежели жить без хозяина.
Он смахнул слёзы, пошел к автомобилю, достал из багажника небольшую лопату и похоронил Джесси на том самом месте, где она умерла. На том месте, где она когда-то была счастлива рядом со своим хозяином…