другу.
– Третьим за бутылкой хорошо, – не соглашаясь, покачал головой Тимофей.
Но Носика он не смотрел. Взгляд был устремлен на Булыгу.
– Я человек непривередливый. Могу и стоя спать. Могу вообще не спать. Беда в другом. Не могу я жить как быдло. Неудобно как-то. Спросят пацаны, как там я на киче жил. Что я им скажу? Что шконку с ботвой делил?
– Да нам все равно, что ты им скажешь, – криво усмехнулся большеголовый.
– Нехорошо говоришь, брат, – пристально глянул на него Тимофей. – Я же по-людски с тобой, а ты бычишься... Сказал же, нельзя мне по-скотски жить, пацаны не поймут...
– Чужой ты. Потому и жить по-скотски будешь...
В принципе, признавал за Тимофеем право на лучший выбор, но упрямство прожженного зоной уголовника не позволяло ему пойти навстречу новичку. Но это было не безусловное упрямство. Будь Тимофей лохом, он даже не стал бы с ним разговаривать. Спустил бы на него «быков», и вся недолга. Но большеголовый ждал от него чего-то. И Тимофей понял, чем он может сломить упрямство – не только его, но и всех остальных авторитетов. Он мог бы бросить на «общак» еще пару-тройку зеленых сотен. Но гордость не позволяла ему покупать чью-то милость. Слишком легко это, унизительно просто.
– Я не буду жить по-скотски, – угрожающе нахмурился он.
Большеголовый не выдержал его взгляда. Отвел глаза в сторону, но вместе с тем гаркнул, призывая «быков» на расправу.
– Порвать падлу!
Но Тимофей уже готов был к такому повороту событий. Подставив под вражеский удар свернутый матрац, он ударил ногой. Резко, с последующим уходом назад... Но это было всего лишь начало...
Нелегко было справиться с тремя «быками». Но и те не в силах были сломить его сопротивление. Стесненность пространства и превосходство противника не позволяли Тимофею наносить удары со всей силы. Иногда ему удавалось сбить с ног того или иного «быка», но вырубить начисто – не выходило. Сам он уверенно стоял на ногах, но лицо было разбито в кровь, гудели от пропущенных ударов ребра...
Драку пресекли ворвавшиеся в камеру вертухаи. Тимофея признали зачинщиком смуты и по распоряжению дежурного помощника водворили в карцер.
Небольшая холодная и сырая камера, дощатый лежак, спальным местом прижатый к стене с помощью замка. Сидеть можно было только на железной пластине, приваренной к столбику, на который после отбоя допускалось опустить лежак. Крохотное оконце под потолком с многослойными решетками и специальными ресничками, задерживающими свет. Под потолком чересчур яркая, режущая глаза лампочка. Постамент под унитаз, но самой чаши не было, только углубление, оставшееся после нее – застоявшееся дерьмо в глубоких щелях, непроходимый запах нечистот. Зато здесь не с кем было делить свою постель. Здесь он сам себе голова. Сам себе смотрящий, сам себе авторитет. Не попрекнет его братва тем, что жил он в тюрьме недостойно...
Глава 24
Конвойный открыл дверь в кабинет для работы следователей, но Тимофея, вопреки инструкции, вперед не пропустил. Первым зашел в кабинет, во все глаза уставился на адвоката. Так бы и пялился дальше, если бы не услышал:
– А где подследственный?
Спохватившись, конвойный вернулся к Тимофею, завел его в кабинет. Но уходить не торопился. И наручники с него снимать не стал.
– Вы свободны, молодой человек, – с насмешкой во взгляде улыбнулась ему адвокат.
Это была женщина, да какая!.. Неудивительно, что конвойный глаза на ней оставил. Роскошная блондинка лет тридцати с потрясающей для своего возраста фигурой. Изумрудные, весенней чистоты глаза, ослепительная улыбка, сексуальная энергия высокой частоты. На ней был деловой костюм светло-серого тона, но его строгость нарушала короткая юбка, открывающая, может, и не самые стройные, но потрясающие в своей длине ноги... Она сидела за столом, мило улыбаясь Тимофею.
– Это что такое? – шокированно спросил он.
– Не что, а кто, – удивленно и с мягкой насмешкой повела она бровью. – Пасынкова Дарья Викторовна, ваш адвокат.
– И кто тебя прислал? – на «ты», совсем не любезно спросил Тимофей.
– Ваши друзья обратились в нашу коллегию с просьбой выделить лучшего адвоката.
– Ты и есть самый лучший адвокат? – усаживаясь на стул, криво усмехнулся Тимофей.
Теперь она шокированно смотрела на него. Судя по всему, Дарья Викторовна ожидала восхищения или даже преклонения с его стороны. Но Тимофей выражал лишь удивление, замешанное на недовольстве.
– Да... На моем счету не один десяток выигранных уголовных дел...
– Судьи, наверное, млеют, глядя на тебя? – насмешливо спросил он.
– Это здесь ни при чем, – возмущенно нахмурилась она. – Я умею работать головой...
– Даша, ты просто прелесть... Ничего, если я закурю?
– Простите, но я не привыкла к такому обращению со стороны подзащитных.
– А я что, уже ваш подзащитный? Насколько я знаю, у меня есть право отказаться от ваших услуг...
– Но вы же этого не сделаете? – Она была еще далека от истерики, но в ее голосе уже проскальзывали крикливые нотки.
– Почему?.. Думаешь, если ты такая красивая, то я упаду к твоим ногам?.. А ты правда красивая, очень. Замужем?
Тимофей смотрел на нее пристально, но с мягким нажимом.
– Нет, – смутилась она. – Но это не имеет значения...
– А я женат... Но жена про меня забыла...
– Почему вы так думаете?
– Вы с ней общались?
– Нет.
– Значит, ей все равно, что со мной... Было б не все равно, она бы не допустила ко мне такую красавицу... Она знает, что я обожаю красивых женщин...
– Может, обойдемся без этого?
Дарья Викторовна была польщена, но пыталась скрыть это за милой гримаской легкого недовольства.
– Ну почему же? Насколько я знаю, между адвокатом и его подзащитным должен сложиться доверительный контакт. Или я не прав?
– Конечно, вы правы... Но прежде всего должно быть равенство отношений. Я обращаюсь к вам на «вы», а вы «тыкаете» мне, как будто я какая-то юная стажерка...
– Извини, но ты выглядишь, как юная стажерка. Сколько тебе лет, двадцать – двадцать два?
Конечно же, ей было больше. Но женщине так приятно, когда ей скашивают года.
– Тридцать два, – польщенно улыбнулась Дарья Викторовна.
– Не могу поверить! – изобразил изумление Тимофей. – Ты... Вы великолепно выглядите для своих лет.
– Спасибо, – зарделась она.
Но тут же постаралась взять себя в руки. Сделала брови «птичкой», выпрямила губы. Важной стала, высокозначимой.
– О делах поговорим? – спросил Тимофей с таким видом, будто до этого они досужно развлекались.
В общем-то, так оно и было. Пятый день он в стенах следственного изолятора, третий день в тесноте карцера. Казалось бы, срок ерундовый, но он уже успел малость одичать. И простое общение с роскошной женщиной казалось ему событием фантастического масштаба и удовольствия.
– В общем-то, для этого я здесь... Надеюсь, мне не надо объяснять вам, в чем вас обвиняют?
– Вы-то сами в курсе?
– Разумеется.
– Верите в то, что я мог убить семь человек разом?
– Ну... – замялась она. – Скажем так, не верю...
