Давид Юльевич.
Он мягко взял меня под руку и повел в сторону дома.
– Ну, почему же? Если бы не вы, я бы сейчас лежал в горах, среди камней.
– А так вы пролежали всю ночь на траве. Вы, наверное, думаете, что я не проявил заботу о вас. Напротив, вчера вы так сладко спали, что я не стал вас тревожить. Я сказал Ольге, чтобы она накрыла вас пледом. Это был здоровый сон. Как вы себя чувствуете?
– С одной стороны хорошо, с другой – не очень.
– Вы гнались за преступником, он почти у вас в руках, но взять вы его не можете. Я понимаю ваше состояние. Но поймите, Гарик – мой сын, и если даже вы сможете доказать его вину, это ничего не изменит. Как Англия не выдает преступников, так я не выдам вам своего сына. Вы уж извините, Иван, но я очень люблю Гарика. Да, он не совсем обычный, но он мой сын…
– Настолько необычный, что вы сами готовы признать его вину.
– Нет, я готов признать только то, что Гарик находится во всероссийском розыске. Но мы находимся на территории суверенного государства, и я не думаю, что вы можете так просто взять его и арестовать.
– Мы находимся на вашей личной территории, – сказал я, глянув на незнакомого мне парня в светлом джинсовом костюме, с бдительностью охранника прохаживающегося вдоль ворот. И у него на плече висел «АКМ». Это, признаться, мне очень не нравилось.
Но пока что Прилепов не собирался отдавать меня на съедение своим псам. Напротив – желал накормить меня самого. Он провел меня в дом, роскошное убранство которого наводило на мысль о больших деньгах, мы зашли на просторную кухню с обеденной зоной. Ольга подала нам завтрак – яичница на сливочном масле, сырная и колбасная нарезка, морковный салат и овсяные оладьи.
– Гарик уже покушал, – сказал Прилепов, непринужденно орудуя ножом и вилкой.
– Я очень рад за него, – саркастически хмыкнул я.
Давид Юльевич сделал вид, что не заметил этого.
– Он сейчас отдыхает с дороги.
– Вы сами не знаете, чем он занимается. Может, он сейчас точит топор.
– Я знаю, в чем его обвиняют. Но не уверен, что он мог убить человека… Да, у него есть отклонения, но это совсем не значит, что он мог убить человека.
– Он убил не одного человека, он убил троих… Может, вы позволите мне поговорить с ним на эту тему?
– Нет, я сам поговорю с ним. Но сначала я должен выслушать вас, а потом поговорить с ним. Поверьте, мне он соврать не сможет.
– Ну-ну…
Я совершенно был уверен в том, что убийство Ирины Сухновой и Константина Северьянова – дело рук Гарика. И эта убежденность позволила мне в доказательном ключе изложить и систематизировать известные мне факты, уличающие убийцу. И про историю с Ариной я ему рассказал, и про смерть Юрия Тырчанова, и о том, что нашли в квартире Паши Коркина.
– Что ж, все это интересно. – Прилепов в раздумье помял кончик носа. – Хотя в это невозможно поверить. Но я поговорю с Гариком и постараюсь все выяснить… Да, кстати, вы неправильно поняли Юру. Чаган – это, конечно, поселок, но не только. Чаган – это еще и озеро, в честь реки Чаганки… Пойдемте, покажу.
Отставив недопитую кружечку с кофе, он поднялся из-за стола и увлек меня за собой в соседнюю комнатку, откуда тянулась вверх не очень удобная винтовая лестница. По ней мы забрались на самую вершину смотровой башни. Отсюда открылся вид на чашеобразное озеро Чаган, или Атом-Куль, как называли его местные жители. Внешне оно мало чем отличалось от обычных озер, разве что вода в нем была черная, и флора оплавленно-скалистых берегов, бруствером окружающих эту гигантскую воронку, казалась мне чрезвычайно бедной.
– Памятник ушедшей эпохи, – с ностальгическими нотками в голосе сказал Прилепов.
– Изуверской эпохи, – уточнил я, представляя, как над этими местами когда-то поднимался ядерный гриб.
– Прежде всего, великой эпохи, – покачал головой Давид Юльевич. – Эпоха научно-технического прорыва, эпоха великих свершений. Эпоха, когда всерьез разрабатывались гигантские самолеты, корабли, даже звездолеты на взрывных ядерных двигателях. Атомные озера могли решить проблему воды в засушливых районах…
– Интересная логика – сначала убить людей, а потом их напоить.
– Почему убить? – не согласился со мной Прилепов. – Поверьте, наши ученые гораздо больше думали о людях, чем американские выскочки. Кстати, первый такой промышленный взрыв произошел в Неваде. Но наши ученые превзошли американцев, и в первую очередь по части экологии. Девяносто четыре процента чистоты против семидесяти американских, такая вот арифметика. Существуют реакции термоядерного синтеза, которые не дают радиоактивных продуктов; так вот, девяносто четыре процента энергии взрыва давали именно такие реакции. До полной чистоты мы не дотянули, всего шесть процентов. Американцам о таком оставалось только мечтать…
– И все равно бесчеловечно.
– Наука требует жертв… Да и не так все страшно, как думается. Сорок лет прошло после взрыва, и ничего, вот, я дом здесь построил, живу, как видите, на радиацию не жалуюсь.
– Не жалуетесь, потому что такой терпеливый или потому что ее нет?
– Ну почему же, в некоторых местах она в триста раз превышает естественный фон. Но мой дом стоит в хорошем месте.
– Да, место отличное. Только такой авантюрист, как я, мог сюда сунуться… Безопасное место, да, Давид Юльевич, никто не тревожит?
– А зачем меня тревожить? – пристально посмотрел на меня Прилепов. – Врагов у меня нет, закон я не нарушаю.
– А радиоактивные отходы?
– Ах, вот оно что!.. Думаете, я имею к этому отношение?.. Да, имею отношение, но скорее, отрицательное, чем положительное. Мне совсем не нравится, что мою землю захламляют опасными отбросами… Мою землю, я не оговорился. Это моя земля, потому что я люблю эту землю, живу на ней. И поверьте, это не пустые слова. Поэтому я не хотел, чтобы это безобразие продолжалось… Знаете, куда пытались сбросить отходы в прошлый раз? Если бы не мы, бочки с отработанным топливом сбросили бы в озеро. Как такое можно терпеть?..
– Хотите сказать, что это вы дали наводку в комитет?
– Ничего я не хочу сказать, – мотнул головой Прилепов. – Как-никак, задеты интересы влиятельных людей. Может, я их и не боюсь, но признания от меня не ждите.
– Чем же вы тогда занимаетесь, если не боитесь влиятельных людей?
– Живу… Просто живу…
– Здесь у вас роскошный дом, в Запалихе особняк…
– Есть еще дом в окрестностях Санкт-Петербурга. Там живет моя дочь. У нее семья, дети и совершенно обособленная от меня жизнь. Но я Тамару очень люблю… Но Гарика люблю еще больше…
– И его жизнь у вас на виду.
– Выходит, что да… Я хотел, чтобы он жил самостоятельной жизнью. Сначала построил ему дом под Новосибирском, потом в Запалихе…
– А что он натворил в Новосибирске? – как истинный оперативник, отреагировал я.
– В Новосибирске?!. – встрепенулся Прилепов, как человек, уличенный в какой-то проказе. – Ничего…
– А может, все-таки что-то? Сначала натворил бед в Новосибирске, затем в Запалихе.
Я не стал говорить, что можно поднять статистику по преступности в Новосибирской области, выявить преступления, в которых фигурируют проломленные топором головы, привязать к ним Гарика Прилепова. Но глупо рычать на медведя в его же берлоге.
– Не знаю ничего, – раздосадованно, как показалось мне, покачал головой Давид Юльевич.
– А мне кажется, знаете…
