привязанный, выжидая момент.
Момент наступил, когда гражданин встал в очередь в колбасный ларек. Его действительно интересовала мясная продукция, в частности, чудные окорочка симпатичной девушки, за которой он пристроился. Словно невзначай он прижался к женской попке. Всплеск гормонов, выброс адреналина... Потому сластолюбец и не заметил, как бумажник выскользнул из кармана.
Зато Трофим спиной ощутил подкравшуюся сзади опасность. Интуитивно разжал пальцы, и лопатник упал на землю.
– Мужчина, это не ваш портмоне?
Не царское это дело, нагнуться и подобрать с земли упавший бумажник. Но на глянцевой коже остались отпечатки его пальцев. Трофим должен был разыграть спектакль, чтобы легализовать их.
Только он нагнулся, только прикоснулся пальцами к лопатнику, как чья-то рука крепко ухватила его за запястье... Не подвела его интуиция, вовремя почувствовал он ментов. Зато те оплошали, не успели закоцать его в тот момент, когда он выдергивал бумажник из кармана.
– Граждане, внимание! Уголовный розыск! Только что на ваших глазах произошла кража личного имущества! – обращаясь к публике, басом сотряс воздух Попков.
Это был он. Его напарник бульдожьей хваткой держал Трофима за руку, а сам капитан веселил народ.
– Мужчина, это ваш бумажник? – спросил он у терпилы.
Но ведь только что этот вопрос задал ему Трофим. Он же сам и нагнулся, чтобы вернуть пропажу. И люди это видели и слышали.
– Да, мой! – взвизгнул мужик.
– А вот человек, который его у вас вытащил из кармана! – во всеуслышание возвестил Попков.
– Ах ты, зараза!
В какой-то момент Трофим даже решил, что терпила ударит его, но тот вовремя опустил сжатые в кулаках руки.
– Вы что, гражданин, я же хотел поднять ваш бумажник! – театрально возмутился он. – Нагнулся, чтобы взять!
– Правильно, сначала вытащил, а затем нагнулся! – торжествующе посмотрел на него Попков.
– Граждане, это заблуждение! Товарищи из уголовного розыска что-то путают!
Трофим выглядел убедительно в своем сдержанном гневе, и толпа ушами своими потянулась к нему. Но кто-то крикнул, показывая на пальцы его руки.
– Да он же ворюга! У него же вся рука в татуировках!..
Толпа возмущенно загудела. Трофим понял, что этот раунд остался за ментами. Понял это и Попков.
– Граждане, кто готов дать показания, прошу ко мне!
Он занялся публикой, а его напарник нацепил на Трофима браслеты наручников, повел на выход. У главных ворот рынка стояла машина, в которую он и посадил задержанного.
Трофим не буянил. Еще не хватало, чтобы ему пришили попытку сопротивления при задержании. Да и ругаться с ментами не хотелось. Как ни крути, а они делали свое дело. Претензии к ним, конечно, были, даже с избытком, но Трофиму вовсе не хотелось гнать на них волну. Смысла в том не было.
Его доставили в отделение, закрыли в КПЗ, который здесь почему-то назывался изолятором временного содержания. Знакомая серость, знакомые запахи. Вроде бы все привычно, да и постанова у бродяг конкретная – вор должен сидеть в тюрьме. Но нет никакого желания погружаться в «опасную трясину». Слишком уж хорошо на воле, чтобы по собственному желанию идти на «крытый» и дальше на этап... Но уж если фишка ляжет, тогда в тюрьму он отправится с высоко поднятой головой.
Через пару часов его выдернули на допрос. Кабинет оперуполномоченных на втором этаже, капитан Попков за столом. Трофим молча сел на стул, от предложенной сигареты отказываться не стал – закурил.
– А кто-то говорил, что на путь исправления встал, – усмехнулся Попков. – Кто-то говорил, что хлопот с ним не будет.
– Да какие хлопоты, начальник. Шей дело, закрывай, твоя воля, я ж тебе даже слова не скажу...
– Дело прокурор будет шить.
– Пусть шьет. Если белых ниток хватит, – усмехнулся Трофим.
– При чем здесь белые нитки?
– А то, что нет за мной никакой вины.
– Ну как же нет! Я лично видел, как ты кошелек из кармана вытаскивал.
– Тебе показалось, начальник. Не было ничего.
– Потерпевший заявление на тебя написал.
– И что он там мог написать? У него что, на заднице глаз есть?.. Бумажник сам из кармана вывалился.
– Ты сам-то в это веришь?
Трофим молча пожал плечами. Дескать, это его личное дело, верить себе или нет.
– Плохо, Трофимов, очень плохо. Нехорошо, граждан обворовывать.
Трофим удивленно посмотрел на Попкова. «Опер ты, блин, или замполит?»
– Я же смотрел твое дело. Не был ты карманником, – продолжал капитан. – До армии за хулиганство сидел, за то же самое, считай, второй раз арестовали, ну, был эпизод с ограблением и сопутствующим убийством... Давай так и запишем, черт за руку тебя дернул. Не хотел ты бумажник брать, но тот сам в руки просился...
Трофим нахмурился, нехорошо посмотрел на Попкова. Он очень не любил, когда из него делали дурака.
– Пойми, дело твое табак. И только чистосердечное признание может смягчить твою вину...
Трофим легонько скользнул пальцами по своему виску, криво усмехнулся и расслабленно откинулся на спинку стула – так пассажир междугородного автобуса разваливается в кресле, чтобы легче было перенести тягомотину дальней поездки. Пусть грузит его мент, пусть забивает баки, а он будет молча ехать дальше. Все, что было нужно, он уже сказал. Теперь пусть Попков говорит, если язык у него без антифриза и тормозной жидкости.
– Молчишь? – с досадой отчаявшегося учителя спросил он. – А зря. Мог бы и скостить себе пару лет от срока... Ну да, ты же у нас авторитетный вор, тюрьма тебя не пугает. Что ж, тогда обойдемся без признательных показаний. Можешь даже протокол допроса не подписывать, все равно суд признает тебя виновным...
Трофим дремотно закрыл глаза. Заснуть бы, чтобы не слышать ахинеи, которую Попков мел своим глупым веником. Не такой уж он крутой, каким хотел казаться. До капитана дослужился, а как был, так и остался ментовской сявкой...
В конце концов Попков понял, что его слова стекают с него, ничуть не впитываясь. Составил протокол, попытался заставить его расписаться в нем. Не добившись, самолично отвел в камеру.
– Смотри, у тебя еще есть время подумать, – бросил он на прощание.
Но Трофим даже не глянул в его сторону. Молча зашел в камеру, сел на дощатые нары.
На хате, кроме него, никого не было. Окно зарешечено в три слоя, но стекла нет. На улице весна, солнце, но тепла еще мало, зато отопительный сезон уже закончился – батарея в камере холодная, температура низкая. Но Трофим хорошо знал, что такое настоящая стужа, чтобы бояться такого холода. Пять лет назад, после неудавшегося побега, он целых три недели провел в неотапливаемой камере штрафного изолятора. Выбитое окно, январская стужа – вот где действительно был кошмар...
В камере он провел три дня, затем его снова повели в кабинет оперуполномоченного. Трофим шел туда с явным недовольством. Слишком много времени провел он в полнейшей неопределенности, к тому же истек срок предварительного заключения. Если никаких подвижек с воли не произошло, то сейчас ему предъявят обвинение и отправят в следственный изолятор.
В кабинете его ждал все тот же Попков. Он тоже выглядел расстроенным. Угрюмо посмотрел на Трофима, глухо спросил:
– Добился своего?
