– Я тут недавно видел теплые сапоги и сумочку…
Не зря он крутился как белка в колесе, его дело приносило солидный доход. Мог бы уже машину взять, если бы не норковая шуба, которую купил Дане в конце осени.
– Ты знаешь, я давно поняла, что у тебя замечательный вкус, – обрадовалась Дана, увидев вещи.
Но, увы, сапоги ей не подошли. Пришлось ехать в дорогой магазин, чтобы найти что-то подобное. Поездка не прошла даром: Дана обрела обновку, а кошелек – сильно потерял в весе.
– Домой? – спросила девушка, прижимая к груди заветный пакет с коробками.
– Да, но по пути заедем к тебе на курсы…
– Поздно уже, Сташков, наверное, дома…
Но руководитель курсов был на месте. Правда, кабинет был закрыт, и Ефиму пришлось долго стучать, прежде чем ему открыли.
– Что вы себе позволяете, молодой человек! – возмущенно протянул чернявый тип с маленькими бесцветными глазками.
Он был растрепан, рубашка застегнута наспех. Ефим решительно толкнул мужчину рукой в грудь, вслед за ним зашел в кабинет и увидел такую же растрепанную девушку. Юбка высоко задрана, колготки валяются под журнальным столиком.
– Наташка!.. – удивленно протянула Дана. – Ты же говорила, что терпеть его не можешь?
– Он… Он заставил, – не глядя на нее, хнычущим голосом сказала девушка.
– И меня заставляли, Евгений Александрович!
– Ольховская, что ты такое говоришь!
– Ты совершил большую ошибку, мужик, – покачал головой Ефим.
Получив меткий удар в подбородок, Сташков растянулся на полу.
– Это тебе за то, что было…
Ефим подошел к нему поближе и сделал движение, как будто собирался добить его ногой.
– А это за то, что может быть…
– Не надо! – зажмурившись от страха, истерично взвизгнул мужчина.
– Если кому пожалуешься, подъедет братва, – предостерег его Ефим. – Тебе разборки не нужны. Для тебя это большие бабки…
Он понимал, что у Сташкова могут быть покровители в криминальном мире. Но вряд ли он будет просить свою «крышу» разобраться с Ефимом. Он для братвы – лох, и, прежде чем помочь ему на копейку, его облапошат как минимум на червонец… У Ефима с этим было немного полегче. Он всегда мог напрямую обратиться к Костяну и за отдельную плату воспользоваться его помощью. Костян не стал бы его дурить, но все равно, лучше не связываться с ним. Как ни крути, Ефим тоже для братвы коммерсант, то есть дойная корова, которую можно и приласкать за хорошее молоко, и пустить под нож в голодную пору.
– Да нет, какая братва… Я все понимаю…
– Дана к тебе больше ходить не будет, а свидетельство ей домой привезешь. Вопросы?
Сташков понял все правильно, и вопросов не последовало.
На улице они с Даной поймали такси; оказавшись в машине, она взяла руку Ефима, прижалась к ней:
– С тобой так тепло и спокойно.
– Потому что я тебя люблю…
– Что такое любовь? – грустно спросила она.
– Это когда жить без тебя невозможно.
– Но и я не могу без тебя… Мне кажется, не могу… Но это не любовь… Это привычка…
Ефим промолчал. Он давно уже понял, что говорить с ней на эту тему – скрести по ее и своим нервам.
В ресторан они попали поздно вечером, и Ефиму пришлось умаслить официанта зеленой купюрой, чтобы он нашел для них свободный столик.
Дана начала с шампанского, затем плавно перешла на коньяк. Она знала свою норму, но сегодня чувство меры отказало ей.
– Кажется, я пьяна, – сказала она, обласкав Ефима шальным взглядом.
– С чего бы это?
– Столько событий в один день…
– И что тебе понравилось больше всего?
– Как ты набил морду Сташкову… И подарки… Ну а спальня – слов нет. Я так понимаю, мы должны обмыть ее и обновить…
Ефим не сразу понял смысл сказанных ею слов, а когда это произошло, его бросило в жар. Дана хотела обновить свою спальню вместе с ним… Он, конечно, предполагал, что рано или поздно чудо случится, и, когда заказывал спальню, обнадеживал себя смелой мыслью… И все равно не верилось, что это всерьез…
Но Дана не на шутку налегала на коньяк, и Ефиму пришлось увести ее из ресторана, чтобы она не напилась вдрызг.
В машине она снова прижалась к его плечу.
– Я сегодня такая смелая, – пробормотала она. – И все равно боюсь…
– Боятся зайцы, потому что их могут съесть…
– А ты можешь съесть меня… Мне кажется, что ты хочешь меня съесть… Я слышу, как ты клацаешь зубами…
– Пить надо меньше.
– Потому и пила, чтобы не бояться… А все равно боюсь… Но я смелая…
– Боишься, но смелая… Сейчас домой приедем, я тебя спать уложу.
– А ты?
– Тоже лягу. В своей комнате…
– Ты настоящий мужчина… А я… Знаю, что так нельзя… Скажи, а у нас тоже будет машина?
– Обязательно.
– Я бы хотела ездить на иномарке. А то в автобусах мужики пристают… Они все такие противные…
– Будет тебе иномарка, – улыбнулся Ефим.
– А ты не противный…
Он почувствовал, как Дана полезла под пряжку ремня, пальцами нащупала хвостик «молнии», расстегнула ее… Но, увы, на большее ее не хватило. Она отдернула руку с такой поспешностью, будто из ширинки мог вырваться огонь. И все равно невероятное стало очевидным…
Всю оставшуюся дорогу Дана молчала, напряженно глядя в окно. Волновалась, переживала, видимо, осуждала себя за нескромный поступок. В лобовое стекло летел снег, «дворники» со скрипом и стуком разгоняли его. Морозно на ночной улице, так же холодно, как в кладовке, где Дана хранила свои чувства. Мисс фригидность двадцатого века, так, кажется, называл ее покойный Макар.
Она действительно сожалела о собственном поступке. Поэтому дома сразу после душа отправилась в свою комнату, закрылась там… Столько было предпосылок, но чуда так и не произошло.
Ефим уже засыпал, когда услышал, как приоткрылась дверь в его комнату.
– Как холодно! – прошептала Дана и юркнула к нему под одеяло.
– Я тебя согрею…
Не грубо, но крепко он прижал ее к себе, чтобы передать ей тепло своего тела. Он обнимал ее, а она лежала пластом, ее тело мелко дрожало – но, как ему казалось, не от холода, а от страха.
Дана была в шелковой ночной рубашке… Ефим часто представлял себе, с каким жаром будет гладить и ласкать ее тело, с каким восторгом ощутит упругость ее груди… Теперь все это стало явью. И хотя Дана не отвечала ему взаимностью, он распалился так, что никакая сила не смогла бы его остановить. Даже если бы Ефиму объявили сейчас, что попытка вторжения в ее таинства приведет к ядерной войне, он бы все равно продолжил наступление. Ему совсем не страшно было сгореть дотла; если с Даной вместе – то пожалуйста, хоть сейчас…
Но до атомного взрыва пока что было далеко. Хотя ядерная зима, казалось, уже наступила. Дана лежала неподвижно, как бревно. Ефим пробовал ее целовать, а она упорно отворачивала от него свое лицо.
