с карманами, кроссовки с белыми носками. Он стоял, спиной прислоняясь к стене, и с небрежностью баловня судьбы обнимал за плечи симпатичную и стройную, как стебелек, блондинку, которая казалась более умной, чем ее мужчина. И выражение лица у нее было осмысленное, и одета она по обстоятельствам – волосы убраны под кепку «милитари», стильный комбинезон, камуфлированный под пустыню, на спине рюкзачок такой же расцветки.
– Нет больше твоих Гавайев, – недовольно глянул на выскочку высокий, дородный мужчина в утепленном костюме для охоты. – Кто-то бросил валенок на пульт.
Ворот его куртки был расстегнут, и можно было увидеть треугольник тельняшки с черными полосами. Может, во флоте служил мужчина, может, в морской пехоте, но в любом случае давно это было, если он, конечно, не офицер. А срочная служба для него, судя по возрасту, могла закончиться лет двадцать назад…
– Какой валенок?! – кисло спросил щекастый.
Но мужчина лишь небрежно отмахнулся от него. Дескать, кто не знает бородатых анекдотов, тот для него слишком юн и глуп.
Могло, конечно, накрыть Гавайи – с какого-нибудь подводного ракетоносца. Но не накрыло. Потому что нет никакой атомной войны, и Москва не разрушена. Уровень радиации в столице не превышает естественный фон, чего не скажешь о цене билета в подземный узел связи, давно уже рассекреченный и переданный в частные руки. Обычно здесь проводятся двухчасовые экскурсии, но я и вся наша группа должны были находиться в бункере трое суток. Сценарий прост как сама ядерная война – Москва в руинах, а мы здесь, под землей, в режиме автономного существования. Каждый сходит с ума по-своему – одни садятся за свои же деньги в имитатор тюрьмы, другие спасаются от мнимой войны. В принципе каждый человек имеет право на экстремальный отдых. Особенно если он оплачен из чужого кармана.
Но это я, можно сказать, халявщик, а большинство за трехдневную экскурсию выложили свои кровные. Кто-то сделал это без всякого ущерба для собственного бюджета, а кому-то пришлось поднапрячься. Все- таки девять килорублей на человека – сумма достаточно приличная, за такие деньги в Турции можно несколько дней отдыхать, в какой-нибудь затрапезной гостинице и без учета стоимости авиабилетов… А я бы сейчас мог купаться в море, и в шезлонге возле бассейна неплохо бы оттянуться. Красота – над головой солнце, справа пальмы, слева девушки в мини-бикини…
А у нас тут свой Бикини. Есть такой атолл в Тихом океане, в гряде Маршалловых островов. Не знаю, сколько атомных бомб взорвали там американцы, но радиацией этот коралловый остров пропитан насквозь. У нас хоть и потешная война, но работник частного бомбоубежища умел нагнетать обстановку, да и атмосфера самого подземелья определенно действовала на психику. Если бы не щекастый позер, я бы уже, пожалуй, поверил, что Москва погибла.
Жилое помещение в первом блоке узла внешне напоминало тюремную камеру. Те же примерно размеры, такие же дощатые нары, каменные, а если точней, железобетонные стены, тусклая лампочка в решетчатом плафоне под потолком. Но на этом все сходство и заканчивалось. Двери здесь не было вообще, ее заменяла натянутая на стальной струне солдатская плащ-палатка. И в туалет здесь не сходишь, и чтобы умыться, нужно было идти в конец коридора в общий санузел. Вещи можно было сложить в солдатскую тумбочку без дверцы, а куртку повесить на рогатую вешалку-стойку или сложить на табуретке. Впрочем, куртку снимать я не торопился. Не так уж и тепло в отсеке, скорее, наоборот. Две параллельные трубы вдоль короткой стены едва теплые, а от стен тянет сыростью.
Неудивительно, что мой сосед по камере… э-э, по комнате кутается в солдатское одеяло. И это притом, что куртка на нем более теплая, чем у меня, еще и специальная, брезентовая, с капюшоном, с множеством карманов. И еще в ней, как на полевом армейском камуфляже, имелась вшитая кобура, куда, похоже, был вложен пистолет – может, боевой, а возможно, и травматический, ну или газовый. Надо будет выяснить, действительно ли парень вооружен или мне только показалось. Я хоть и сыщик, но взгляд у меня – не рентгеновское излучение, чтобы видеть людей насквозь. А хотелось бы…
Я очень сомневался в том, что в условиях реальной боевой обстановки мы могли бы так просто находиться в этой комнате. Это военный объект, личный состав которого должен был бы заниматься выполнением боевой задачи, а именно обеспечивать связь между правительственными и военными учреждениями, также расположенными под землей, в бункерах, связанных между собой линиями секретного метро, о котором я слышал краем уха. Но от бывшего узла связи здесь остались древние телефонные коммутаторы и аппараты, останки релейной станции, занимающей целую комнату, и стеллажи, откуда в свое время была снята шифровальная аппаратура. И мы здесь не личный состав, мы гости, о которых нужно заботиться; поэтому нас развели по жилым отсекам, где на дощатых нарах лежали скатанные в рулоны матрасы, одеяла в них, постельное белье – чистое, но темноватое от времени и влажноватое от сырости. Обед будет по расписанию, в общей столовой. А пока можно было лежать на спине, скрестив руки на затылке, и смотреть на потухший экран допотопной «Березки». Телевизор стоял в углу комнаты и создавал антураж прошлого века, такого же черно-белого, как холодная война и сам телевизор. Еще бы радиолу «Ригонда-ВЭФ-Кантата-Урал» поставили; была такая «бандура» у моей бабушки – до сих пор, кстати сказать, работает.
Телевизор наверняка не работал, поэтому я даже не пытался включать его. Пульта дистанционного управления от него не могло быть в принципе: слишком древняя для столь полезного изобретения модель. А вставать с лежака лень.
– Замерз? – спросил я у соседа.
Это был парень лет двадцати, патлатый, глазастый, востроносый, скуластый и бледнолицый. Худосочный, высокий, длиннорукий, в альпийских ботинках, минимум сорок пятого размера. Отсутствующий грустно-улыбчивый взгляд.
Прошло несколько секунд, прежде чем парень сообразил, что вопрос обращен к нему. А ведь, кроме нас, в комнате никого не было. Вернее, были еще двое мужчин – один пожилой, другой не очень, – но любопытство будто ветром выдуло их из отсека; бродят сейчас, наверное, по закоулкам первого блока в поисках острых ощущений. Да и я сам не так давно вернулся с прогулки. Только худосочный никуда не ходил. Как закутался в одеяло с самого начала, так до сих пор и сидит, о чем-то думает.
– Холодно, спрашиваю? – повторил я вопрос.
– Ну, есть немного, – виновато улыбнулся парень, непонятно почему дернув ногой.
Может, голосовые связки у него напрямую связаны с двигательным нервом. Или центральная нервная система барахлит.
Еще причиной такого взбрыка могло быть наркотическое опьянение. Тем более что бледность лица можно было считать одним из признаков такой оказии. Но зрачки у парня вроде бы не расширены и не сужены, глаза не мутные и покраснения в них не наблюдается. И речь не замедленная.
– В армии служил?
– Нет.
– Понятно.
– А что армия дает? – с невнятным чувством превосходства спросил он. – Бегать и стрелять я и так умею.
– «Контр Страйком» увлекаешься?
– Да так, чуть-чуть. В основном в пейнтбол играю. У нас команда самая лучшая…
– И в окопах мерзнете, да?
– Да нет, пока что без окопов. Хотя есть идеи…
– Какие идеи? В армии приказ, а не идеи. Запрут на полигон на целую неделю, в мороз; сначала окопы роешь, потом сидишь, мерзнешь… Это жизнь, а твой пейнтбол – баловство.
– Ну, баловство, не баловство, а многие солидные люди в него играют.
– Менеджеры среднего звена?.. Потому что в армии не служили, потому и балуются.
– А вы, случайно, не из военкомата?
– Точно, специально билет за девять тысяч купил, чтобы тебя здесь агитировать… – в саркастической ухмылке скривил я губы.
– А в окопах когда мерзли? В сорок первом?
Я недовольно повел бровью. Разговорился парень, дерзить начал. За такое и подзатыльник отпустить не грех. Но лучше, конечно, обойтись без этого. И разговор нужно закончить: на идиотские вопросы
