подошла. Встала между своим начальником и мужем, как тот камень преткновения. И хотя бы капелька смущения во взгляде появилась.
– Ты на машине? – обращаясь к Валентину, спросил Эдуард Антонович.
– Нет.
– Тогда извини, не могу оставить даму на тебя.
Тихоплесов забрал у Валентина кейс, но только для того, чтобы передать своему водителю. Забрал у него и Дарьяну, но чтобы оставить себе.
– Увидимся дома, – начальственным тоном сказала Дарьяна и как ни в чем не бывало под ручку с их общим боссом направилась к выходу.
Валентин стоял как оплеванный, глядя им вслед. Мимо него, впритирку, проходили люди, диктор объявлял регистрацию на рейсы, но он ничего не замечал и не слышал. Сейчас он мог видеть только то, как его жена уходит от него в сопровождении другого мужчины.
Очнувшись, он отправился вслед за Дарьяной, но остановить ее не смог. Да и не пытался. Тихоплесов открыл ей дверцу, помог сесть в салон своего «шестисотого» «Мерседеса», на заднее сиденье, куда умостился и сам. Они уезжали в Москву, и никому не пришло в голову, что Валентин мог бы поехать вместе с ними. Статусом он для этого не вышел. Статусом этим и ткнули его в грязь…
Валентин очень сомневался, что Дарьяна отправится домой. Сегодня воскресенье, в офис ехать не надо, а Тихоплесов мог увезти ее в свои хоромы на Рублевском шоссе. Говорят, он совсем недавно развелся со своей юной женой и теперь свободен…
Но, вернувшись домой, Валентин застал жену на кухне. В халате и фартуке она стояла у мойки, чистым полотенцем протирая посуду. И даже не обернулась, когда он подошел к ней.
– Плохо, Полунин, очень плохо, – менторским тоном сказала она. – Нет у тебя порядка…
– Почему нет? – буркнул он. – Мама приходила, убиралась…
– Мама?! Значит, плохо убиралась.
– Это вряд ли.
– Ну, не знаю. Посуда не блестит, пыль на полках…
– Мы будем обсуждать мою маму?
– А ты предлагаешь обсудить меня? – обернувшись к мужу, язвительно улыбнулась она.
– Может, и предлагаю… Почему ты шла под ручку с Тихоплесовым? – угрюмо спросил он.
– Не вижу в этом ничего предосудительного, – отрезала она.
– Ты летела с ним в одном самолете.
– И что?
– Ты жила в одном с ним отеле.
– Да, но в разных номерах… Или ты сомневаешься? – Дарьяна осуждающе сощурила глаза.
– Нет, но… – замялся Валентин.
– Что – но? Если ты меня в чем-то подозреваешь, так и скажи… Ну, будь мужчиной! – Она не просто требовала, она провоцировала.
– Что сказать? – стушевался он.
– Ну, что я проводила время в одном номере со своим боссом. Ну, чего ты молчишь? Или ты не мужчина?
– Так, может, и не было ничего, – совершенно растерялся Валентин.
– А если было?
– Да нет, не было…
– Тогда чего ты меня терроризируешь?
– Я не терроризирую…
– Ну да, чтобы терроризировать, хотя бы характер нужно иметь. – Ее губы скривились в пренебрежительной ухмылке. – А где твой характер, Полунин? Почему ты не можешь говорить прямо?
– А ты можешь?
– Это не украшает человека, когда он отвечает вопросом на вопрос. Но и за отговорками прятаться тоже некрасиво, поэтому я скажу прямо. Мы с Тихоплесовым были на оружейном симпозиуме. Да, во Франции. Да, в Марселе. Да, в июне. Да, купались в море. Да, купались, но вместе не спали. Этого не было. Ты должен мне верить. – Дарьяна пристально посмотрела на Валентина, и он не выдержал, отвел глаза. – Ответ исчерпывающий?
– Э-э… А почему ты шла с ним под ручку?
– Я не шла с ним под ручку, как ты говоришь. Я просто опиралась на него. Ты должен был заметить, что мой багаж был немного тяжеловат для женщины.
– Он мужчина, он мог бы помочь.
– Он предлагал мне помощь, но я отказалась. Ты же знаешь, я не люблю, когда кому-то что-то должна, – с мягкой улыбкой, но жестким тоном отрезала Дарьяна.
– Знаю.
– И еще, если я тебе вдруг изменю, ты узнаешь об этом первым.
– Э-э… Но ты же не изменишь?
– Ты в этом уверен? – Голос ее прозвучал тихо, но при этом оглушающе.
– Ну, ты же меня любишь.
– Люблю, – не раздумывая, ответила Дарьяна.
И это успокоило Валентина. Но и разговаривать с женой больше не хотелось. После мажорной ноты вновь могла последовать минорная, а он и без того уже истерзал себя переживаниями. Он решил просто спрятаться от Дарьяны, ушел в комнату, чтобы побыть немного в тишине, собраться с мыслями. А потом он пойдет на кухню, они вместе будут готовить ужин, который затем запьют бутылочкой-другой вина.
Валентин устало опустился в кресло, смахнул с журнального столика пульт дистанционного управления, включил телевизор. Он нуждался в тишине, но это вышло у него автоматически.
На экране он увидел молодого, суровой внешности мужчину, черноволосого, с крупными залысинами. Среднего роста, худощавый, футболка на нем тесноватая, но не видно выпирающих мышц. Но при этой, казалось бы, неказистой комплекции мужчина производил впечатление физически очень сильного человека. Было в нем нечто такое, что настраивало на эту мысль. Лицо овальное, черты мягкие, но при этом казалось, что характер у него жесткий, колючий. И взгляд у него дерзкий, норовистый, крепкий и едкий, как концентрированная серная кислота. Смотрел он на мир хмуро, исподлобья. И враждебно. Хотя, как это ни странно, агрессии в нем не чувствовалось. Сила характера присутствовала, а наступательная злоба – нет.
Голова у парня опущена, руки сведены внизу живота, на запястьях Валентин заметил браслеты наручников.
«Капитан армейского спецназа Илья Цаплин обвиняется в убийстве шестерых мирных жителей Чечни». – Обличающий голос за кадром объяснил ему, что это за человек и почему он находится под арестом.
Тут же на экране высветился следующий персонаж, такой же невысокий и худощавый парень. Волосы рыжие, коротко постриженные, но видно, что жесткие и мелкокучерявые. Верхушка головы широкая, но форма ее треугольная, и подбородок необыкновенно узкий. Черты лица мелкие, необычно резкие, нос длинный, заостренный. Что-то лисье в этом человеке, хитрое, ненадежное. Некрасивая внешность, можно даже сказать, уродливая, но его это, казалось, ничуть не смущало. Взгляд у него задиристо- наплевательский, на губах ядовито-брезгливая улыбка. Он презирал весь мир, но только не себя.
Вслед за ним камера показала немолодого уже мужчину, среднего роста, сухощавого, крепкого, поджарого, в отличной физической форме. Этот относился к своему подневольному положению с философским спокойствием, и казалось, думал только о том, чем будут его сегодня кормить на ужин, а все остальное – пустяки, даже то, что его позорят на всю страну. В глазах легкая ирония, на губах спокойная улыбка, которой он высмеивал свою беду.
На экране появилось новое действующее лицо. Это был атлет с могучими плечами; мощная грудная клетка, защищенная накачанными мышцами, сильные мускулистые руки. Голова крупная, наголо бритая, лоб выпуклый, заостренный – казалось, что лобная кость неправильно срослась над переносицей. Надбровья тяжелые, низкие, будто бронированные щитки над танковыми гусеницами, глаза глубоко посажены, со стороны казалось, что они спрятаны за горизонтальными бойницами дзотов. Массивный приплюснутый нос,
