Проснулся Игнат утром, в десятом часу. Рядом посапывала Люська. Она спала голышом, подмяв под себя одеяло. Игнат посмотрел на нее и болезненно поморщился. Голова трещит, на душе муть болотная. Если вчера пышные Люськины телеса вдохновляли на гусарские подвиги, то сегодня ничего, кроме тошноты, не вызывали.
Игнат попробовал подняться с постели, но Люська тут же пришла в движение, схватила его за руку.
– Ты уже уходишь?
– Да нет, водички бы попить.
– Я сама. Я мигом!
Люська как была голышом метнулась на кухню, вернулась с полным ковшиком. Игнат был сейчас в таком состоянии, когда холодная вода возбуждала куда больше, чем вид обнаженного женского тела.
Люська насиловала его почти всю ночь. И сейчас была не прочь продолжить начатое. Но Игнат охладил ее пыл.
– Скажи, я какую машину тебе больше напоминаю, «ноль первый» «Жигуль» или «четыреста двенадцатый» «Москвич»? – насмешливо спросил он.
– Чего? – непонимающе вылупилась на него Люська.
– Какой я у тебя по счету, ноль первый или четыреста двенадцатый?
Она обратила к нему страдальческий взгляд, хлюпнула носом.
– Прости!
– Чего? – развеселился Игнат. – Я должен тебя простить? За что? Ты что, моей девчонкой была?
– Раньше нет. А сейчас да!
– Может, мне еще и жениться на тебе?
– А ты хочешь?
– Мне всего шестнадцать, – сказал он. – Рано жениться.
– Я ж не говорю, что мы сейчас поженимся, – влюбленно смотрела на него Люська. – Я просто твоей девчонкой буду. А потом ты в армию пойдешь. Я ждать тебя буду...
«А заодно ублажать каких-нибудь хмырей из подворотни», – мысленно добавил Игнат.
– А когда ты из армии вернешься, мы поженимся, – заключила она.
– И ты не боишься? – усмехнулся Игнат. – Я же буйный, весь в отца. Возьму и пришибу тебя ненароком!
– Ты не буйный, – покачала головой Люська. – Ты хороший... Ты знаешь, почему я из школы ушла? Думаешь, швеей-мотористкой хочу стать? Как уж бы! Я не могла оставаться в школе, из которой тебя выгнали!
– Ух ты, круто ты загнула!
– А ты не смейся, ничего смешного нет. Наша школа – дурдом, а учителя шизанутые на всю голову. Твой отец убил мачеху, а ты-то здесь при чем? Почему эти уроды на тебя наехали?
– Потому что уроды. Потому что шизоиды. Это ты правильно сказала...
– Я еще не все сказала...
Люська интригующе смотрела на Игната. Казалось, она нарочно тянет паузу.
– Говори! – повелся он.
– Я про твою мачеху кое-что знаю.
– Что ты про нее знаешь? – встрепенулся Игнат.
– Я знаю, с кем она гуляла.
– Чего?! Что ты несешь? Она ни с кем не гуляла, поняла!
– Как не гуляла? – удивленно выставилась на него Люська. – А отец твой за что ее убил?
– Ни за что! Крыша у него поехала, вот за что!
– Значит, ты ничего не знаешь... А мачеха твоя гуляла, в самом деле гуляла. Не веришь?
Игнат не хотел верить. Но сомнения все же одолевали. Может, Марина только прикидывалась умницей, а сама грешила на стороне. И отец об этом догадывался. Потому и ревновал. Потому и в тюрьму сел за убийство...
– Откуда ты знаешь? – спросил он.
– Да у меня тетка с твоей мачехой вместе работала. Она все про нее знает...
– И что она знает?
– А то, что Марина красивой бабой была. И умной. Мужиков себе с умом подбирала, чтобы с квартирой, с машиной...
– И много у нее любовников было?
Люськина тетка могла и наврать с три короба. К тому же с какой это стати она должна была раскрываться перед Люськой? А она, получается, раскрылась, рассказала про Марину. Что-то здесь ни то... Но Игнат почему-то верил Люське. Может, потому что хотел верить? Чтобы хоть как-то оправдать своего отца...
– Варька говорит, что немного. И гуляла она с умом. Любовник ее забирает, они уезжают к нему, а потом он домой ее отвозит. Так чтобы на ночь оставаться, никогда. И никаких пьяных кутежей... Варька ей завидовала. Ей-то вечно какие-то уроды попадались...
Вот оно как, тетка Люськина-то и сама с грешком. Неужели все бабы такие?
А Марина в самом деле приходила домой вовремя. Только иногда немного задерживалась. Оказывается, за это «немного» она успевала ублажить своего любовника... Игнат Люське верил. Но лучше бы она ему ничего не рассказывала. И за отца обидно. И за саму Марину. Была б его воля, он бы всем ее любовникам яйца бы повыдергал.
– А знаешь, кто у нее последним был? – не унималась Люська. – С Дольцевым она спала.
Игнату показалось, что он ослышался.
– С кем? – переспросил он.
– Ну с Дольцевым, с физруком нашим...
– Врешь?
– Да чтоб мне провалиться на этом месте!.. Помнишь, ты еще обломал Дольцева, ну когда сказал, что у него штаны порваны. Вот примерно тогда он с твоей мачехой и сошелся...
И примерно в то же время отец в очередной раз заподозрил, что Марина ему изменяет, вспомнил Игнат.
– Варька говорит, что мачеха твоя голову потеряла, – Люська продолжала терзать душу. – Дольцев пешком за ней приходил, они садились в автобус и ехали к нему. С другими она садилась в машину так, чтобы ее никто не видел. А с Дольцевым она уходила на виду у всех. Так-то вот!
Отец получил неопровержимые доказательства ее измен. Потому и схватился за нож. Выходит, во всем виноват Дольцев. Это он заставил забыть Марину об осторожности. Козел!
– Зачем ты мне это рассказала? – мрачно посмотрел на Люську Игнат.
– Так мы ж про школу говорили, про учителей... А ведь это Дольцев во всем виноват. Это из-за него на тебя все взъелись... Может, он нарочно с твой мачехой сошелся, чтобы тебе отомстить, ты не думал? Ты ж его тогда опозорил. А он в отместку опозорил тебя и твоего отца...
Игнат посмотрел на Люську как на чокнутую. Ее версия не выдерживала никакой критики. Дольцев мог сойтись с Мариной только потому, что она красивая. А по городу за собой он ее таскал только потому, что ему было на нее наплевать. Но вовсе не для того, чтобы отомстить какому-то проказнику из восьмого класса... Ну а вдруг?..
– Дольцев – урод! – зло процедил Игнат.
– И урод, и кобель! – подхватила Люська. – Ты думаешь, почему учителя тебе бойкот объявили. Да потому что Дольцев у них в авторитете. А почему? Да потому что он кобель! Я сама видела, как он Татьяну, химичку нашу трахал...
– Чего?
– Думаешь, я вру? А я не вру! Они дверь в тренерскую забыли запереть, а я туда захожу, смотрю, а он ее на столе разложил и вставляет...
– А ты какого хрена там забыла?.. Может, ты сама к нему за этим хреном приходила?
Игнат и сам не понял, зачем он это сказал. Но слово не воробей, а пуля, которая может попасть в
